Журнал «Филоlogos»
Аннотации статей.
Абреимова Г.Н.. ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКИЕ ПРИЕМЫ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В ПРОИЗВЕДЕНИИ М.М. ПРИШВИНА «КАЩЕЕВА ЦЕПЬ»
Статья посвящена анализу фразеологических единиц в произведении «Кащеева цепь» М. Пришвина. Особое внимание уделяется семантическим и структурно-семантическим трансформациям фразеологизмов. Опираясь на классификацию А.М. Мелерович и В.М. Мокиенко, автор выделяет такие семантические способы трансформации, как двойная актуализация и буквализация значения, а также приобретение фразеологизмом дополнительного семантического оттенка и переосмысление фразеологической единицы. Наиболее частотными типами преобразований фразеологических единиц являются замена компонента фразеологизмов, расширение и сокращение (эллипсис ФЕ) компонентного состава устойчивого оборота. Данные приемы могут быть узуальными (языковыми) и окказиональными (индивидуально-авторскими). Автор обращает особое внимание на окказиональные преобразования. К ним относятся такие приемы, как синтаксическая инверсия, контаминация, трансформация, основанная на использовании образных сравнительных оборотов. В произведении Пришвина встречаются окказиональные фразеологизмы, образованные по моделям языковых устойчивых оборотов. К структурно-семантическим преобразованиям примыкает образование авторских афоризмов, основывающихся на ФЕ. В составе таких афоризмов обычно актуализируется не только семантика, но и форма фразеологических единиц языка. Частым приемом преобразований ФЕ у Пришвина является дефразеологизация, которая представляет собой разрушение устойчивых выражений. Дефразеологизация - это такая степень трансформации, при которой в контексте отсутствует традиционная структура, постоянный лексический состав, обычные формы компонентов ФЕ. При данном процессе наблюдается утрата отдельных релевантных признаков ФЕ, в том числе устойчивости и общеизвестности. Однако в контексте, как правило, заключен намек на присутствие фразеологического оборота. Дефразеологизация может быть структурного и семантического характера. Чаще всего разрушение происходит в результате деформации структуры: введение новых слов, субституция, морфологическая перестройка компонентов. Наиболее типичным способом разрушения ФЕ, с точки зрения автора, является сокращение лексического состава оборота. Часто Пришвин использует лишь один или два компонента ФЕ, некий «осколок», который дает возможность восстановить узуальный фразеологический оборот.
The article is devoted to the analysis of phraseological units in the work "Kashcheev's chain" by M. Prishvin. Particular attention is paid to the semantic and structural-semantic transformations of phraseological units. Relying on the classification of A.M. Melevich and V.M. Mokienko, the author singles out such semantic ways of transformation as double actualization and literalization of the meaning, as well as the acquisition by phraseology of an additional semantic shade of meaning and the rethinking of a phraseological unit. The most frequent types of transformation of phraseological units are the replacement of the component of phraseological units, expansion and contraction (ellipsis of the FE) of the component composition of a stable turnover. These techniques can be conventional (linguistic) and occasional (individual-author). The author pays special attention to occasional transformations. They include techniques such as syntactic inversion, contamination, transformation, based on the use of figurative comparative speed. In the Prishvin ' s work there are occasional phraseological units, formed according to the models of linguistic stable turns. The formation of the author's aphorisms, based on the FE, is adjacent to the structural and semantic transformations. As a part of such aphorisms, not only semantics, but also the form of phraseological units of language, are usually updated. A frequent method of transforming the FE in Prishvin ' s works is dephraseologization, which is the destruction of stable expressions. Dephraseologization is a degree of transformation, in which in the context there is no traditional structure, permanent lexical composition, usual forms of components of the FE. In this process, there is a loss of certain relevant FE signs, including resistance and common knowledge. However, in the context, as a rule, there is a hint of the presence of phraseological turnover. Dephraseologization can be of a structural and semantic nature. Most often, destruction occurs as a result of the deformation of the structure: introduction of new words, substitution, morphological reorganization of components. The most typical way of the destruction of FE, from the point of view of the author, is the reduction of the lexical composition of the turnover. Prishvin often uses only one or two components of the FE, a "splinter", which makes it possible to restore the usual phraseological turnover.
Архангельская Ю.В.. СЛОВАРЬ ИННОВАЦИЙ Л.Н. ТОЛСТОГО: ОБЩЕУПОТРЕБИТЕЛЬНЫЕ НОВООБРАЗОВАНИЯ КРЕАТИВНОЙ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ
Настоящая работа продолжает цикл статей, посвященных анализу креативных возможностей уникальной языковой личности Л.Н. Толстого, которые проявляются, в частности, в достаточно большом количестве появившихся благодаря писателю новообразований, зафиксированных в издании «Лев Толстой в языке и речи: словарь инноваций (лексика, фразеология, афористика)» 2016 г. (автор - Ю.В. Архангельская). В первой статье данного цикла, опубликованной в предыдущем номере журнала, исследованию были подвергнуты камерные (семейные) инновации писателя, употреблявшиеся в речи узкого круга людей (среди родных, близких, друзей) и собранные в первом разделе Словаря. Вторая статья цикла содержит анализ общеупотребительных новообразований Толстого (второй раздел Словаря), узуальных устойчивых выражений о Толстом (третий раздел), а также его избранных афоризмов (четвертый раздел). Толстовские новообразования, зафиксированные во втором и третьем разделах Словаря, сопровождаются примерами их употребления в художественных и публицистических произведениях конца XIX - начала XXI вв., а также ссылками на издания, в которых они фиксировались ранее, если такое происходило. Автор останавливается на анализе новых общеупотребительных устойчивых единиц, которые вошли в узус в самое последнее время и прежде не находили отражения в лексикографических источниках. Анализ избранных афоризмов Толстого, представленных в четвертом разделе Словаря, демонстрирует своеобразие идиостиля писателя (в частности, такие его особенности, как многочисленные лексические повторы, обусловленные авторским дидактизмом; антитетические построения, опирающиеся на антонимические пары слов или на контекстные антонимы и др.). Автор статьи приходит к выводу о том, что единицы, размещенные во всех четырех разделах Словаря, позволяют показать с разных сторон и оценить лингвокреативность неординарной языковой личности, каковой, безусловно, является Л.Н. Толстой.
This work continues the cycle of articles, devoted to the analysis of creative possibilities of the unique language identity of L.N. Tolstoy, which show themselves particularly in quite many neologisms, appeared owing to the writer and recorded in the issue "Leo Tolstoy in language and speech: the dictionary of innovations (lexis, phraseology, aphoristics)" 2016 (author - J.V. Arkhangelskaya). In the first article of this cycle, published in the previous issue of the bulletin, chamber (family) innovations were under research, which were used in the speech of a close circle of people (among relatives, close people, friends) and collected in the first part of the Dictionary. The second article of the cycle contains the analysis of commonly used neologisms of Tolstoy (the second part of the Dictionary), usual set phrases about Tolstoy (the third part), and his selected aphorisms (the forth part). Tolstoy's neologisms, recorded in the second and third parts of the Dictionary, are accompanied by the examples of their usage in pieces of fiction and publicistic works of the end of XIX - beginning of the XXI centuries, as well as citations on issues, in which they were recorded earlier, if it happened. The author analyses new commonly used set units, which entered the usage in the latest time and previously were not depicted in lexicographic sources. The analysis of the selected aphorisms of Tolstoy, represented in the fourth part of the Dictionary, demonstrates diversity of author's individual style (particularly such aspects as multiple lexical recurrences, conditioned by the author's didacticism; antithetic constructions, rested upon antonymous pairs of words or upon context antonyms and others). The author of the article comes to conclusion that the units, recorded in all four parts of the Dictionary, allow to show and estimate the linguistic creativity of such an ingenious language identity, as L.N. Tolstoy from different sides.
Бабурченкова И.О.. СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКОГО СТИЛЯ У. БЛЕЙКА: СТАБИЛЬНОСТЬ И ИЗМЕНЧИВОСТЬ
Анализ авторской метафоры позволяет получить ценные данные касательно индивидуально-авторского стиля, вскрыть особенности авторской концептосферы, отражающей мышление автора. Исследование метафоры в динамике дает возможность проследить эволюцию идиостиля, тогда как анализ метафоры в произведениях разных жанров может показать их дифференцирующие и интегральные черты. В данной статье на основе исследования авторской метафоры представлен анализ идиостиля У. Блейка, одного из родоначальников английского романтизма. Материалом исследования стали литературные произведения двух жанров: лирика и поэмы, называемые автором «Пророческие книги», которые, в свою очередь, делятся на произведения раннего и зрелого этапов творчества. В нашей работе метафора понимается согласно устоявшейся в когнитивной лингвистике традиции как сопоставление концепта-цели с концептом-источником. В статье показаны закономерности реализации наиболее частотных концептов в концептосфере Блейка на каждом этапе творчества. Для выявления скрытых, не обнаруживающих себя при непосредственном наблюдении, тенденций сочетаемости концептов в метафоре нами был реализован дифференциальный анализ (мера Коула). Частотные концепты были рассмотрены в следующих группах: антропоморфные концепты (репрезентирующие в метафоре человека), неантропоморфные концепты (репрезентирующие внешний мир) и концепты, отражающие человеческую деятельность (концепты Социальное и Экзистенция). В результате исследования были выявлены следующие тенденции, характеризующие эволюцию идиостиля Блейка. С одной стороны, поэт сохраняет тенденцию сочетать антропоморфные и неантропоморфные концепты-цели с неантропоморфными концептами-источниками. С другой стороны, один из вариантов данной модели становится обратимым: неантропоморфные концепты-цели начинают систематически сочетаться с антропоморфными концептами-источниками, что маркирует частичный поворот автора к познанию макрокосма с помощью микрокосма. Новыми частотными элементами метафоры становятся концепты Социальное и Экзистенция. Это подчеркивает отмеченное выше изменение фокуса внимания автора, который смещается от взаимоотношений человека и природы в раннем творчестве к исследованию общества, политической действительности и вопросам жизни и смерти в зрелом периоде.
An analysis of an author's metaphors provides with important data regarding an individual style of an author, as well as the features of the author’s conceptosphere reflecting the author's intellection. Research studies of a metaphor in dynamic enable to follow an evolution of an individual style, while an analysis of a metaphor in works of different genres is able to single out their differentiate and integral features. This article focuses on the analysis of the individual style of Wiliam Blake, one of the most influential poets of the English literature of the XIX century, based on the analysis of the author's metaphor. The research material includes literary works of two genres: lyrics and poems, which are defined by the author as "Prophetic Books" that fall into early and mature works. In our research a metaphor is defined according to the tradition in cognitive linguistics as comparison of a concept-target with a concept-source. In the article, patterns of implementation of the most frequent concepts in the conceptosphere of Blake are singled out. In order to determine implicit tendencies of compatibilities of concepts in metaphors, the differentiate analysis is carried out. The frequent concepts are analyzed in the following groups: anthropomorphic concepts (which represent a human in metaphors), non- anthropomorphic concepts (which represent environment in metaphors) and concepts reflecting human activity (the concepts Social and Existence). As a result of our research, the following tendencies characterizing the evolution of the individual style of Blake are singled out. On the one hand, the poet continues his tendency to combine anthropomorphic and non- anthropomorphic concepts-targets with non- anthropomorphic concepts-sources. On the other hand, one variation of this model becomes reversible: non-anthropomorphic concepts-targets are systematically combined with anthropomorphic concepts-sources, defining partial turning point to comprehending of the macrocosm with the help of the microcosm. Social an Existence become new frequent elements of metaphors. This emphasizes the shift of the author's attention from relationships of a human and environment (in early works) to comprehending the society, politics and the problems of life and death (in mature works).
Бурцев В.А.. ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ ПО ВОПРОСУ О ВЕРЕ: СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРАВОСЛАВНОГО СИМВОЛА ВЕРЫ
В статье проводится семантический анализ Никео-Цареградского (православного) Символа Веры. Рассматривается в первую очередь прагматическая семантика, - исходно связанная с говорящим. С этой целью прослеживается употребление догматических формулировок в контексте речевых актов. Излагаются принципы семантического анализа. Приводится обоснование возможности использования специального семантического метаязыка, на который можно перевести искомое содержание Символа. В качестве семантического метаязыка используется «Естественный Семантический Язык», предложенный А. Вежбицкой. Упоминаются преимущества подхода А. Вежбицкой к определению семантического метаязыка. Прагматическая информация извлекается в первую очередь из употребления конструкций с глаголами «веровать, исповедовать, чаять». Данные глаголы рассмотрены через отношение к семантическим примитивам, указан семантический тип глаголов и определены особенности их употребления в Символе. Более подробный анализ глагола «веровать» показывает, что Символ Веры содержит значительное количество прагматической информации, а именно оценочных характеристик объектов догматических определений. Эта информация трактуется как содержание личной веры, обусловленное содержанием догматов. Также коротко рассматривается проблема когерентности текста Символа Веры и в этой связи проводится сравнение текста Никео-Цареградского Символа с одним из текстов Символа, который исповедовался до эпохи Вселенских Соборов. Семантика Символа Веры представлена в виде списка семантических формул, наглядно показывающих, что это произведение служит также выражением личной веры, содержание которой - в обстоятельствах произнесения Символа - отражает субъективную психологию верующего православного человека.
The article contains a semantic analysis of the Nicene-Tsaregrad (Orthodox) Creed. First of all, we consider the pragmatic semantics, originally associated with the speaker. For this purpose, the use of dogmatic formulations in the context of speech acts is traced. The principles of semantic analysis are stated. The substantiation of the possibility of using a special semantic metalanguage is given, to which the desired content of the Symbol can be translated. As a semantic metalanguage, the "Natural Semantic Language", proposed by A. Vezhbitskaya, is used. The advantages of A. Vezhbitskaya's approach to the definition of semantic metalanguage are mentioned. Pragmatic information is extracted first of all from the use of constructions with verbs to "believe, to profess, to expect". These verbs are examined through the relation to semantic primitives, the semantic type of verbs is specified and the features of their use in the Symbol are defined. A more detailed analysis of the verb "believe" verifies that the Creed contains a considerable amount of pragmatic information, namely, the estimated characteristics of objects of dogmatic definitions. This information is treated as the content of personal faith, conditioned by the content of dogmas. The problem of coherence of the text of the Symbol of Faith is also briefly considered, and in this connection the text of the Nicene-Tsaregrad Symbol is compared with one of the texts of the Symbol, which confessed before the time of the Ecumenical Councils. The semantics of the Creed is represented in the form of a list of semantic formulas that clearly show that this work is also an expression of personal faith, the content of which - in the circumstances of uttering the Symbol - reflects the subjective psychology of the believing Orthodox person.
Есикова Н.Д.. СЕМАНТИКА СНОВ ОЛЬГИ ИЛЬИНСКОЙ В РОМАНЕ И.А. ГОНЧАРОВА «ОБЛОМОВ»
Статья посвящена осмыслению онейрического компонента романа И.А. Гончарова «Обломов». Автор обращается не к традиционному для романной поэтики герою-сновидцу Илье Ильичу Обломову, а к образу главной героини - Ольги Сергеевны Ильинской, также выступающей в этой роли. Выделяются два типа ее снов - сон-греза (швейцарский сон) и вещий сон (крымский сон), анализируется их нарративная структура, а также способы их презентации. Особое внимание уделено психологическому исследованию внутреннего мира сновидцев, выявляется сходство главных героев на разных уровнях: пейзажном, мотивном и деталей (образ слезы), что, в свою очередь, подчеркивает семантическую близость не только снов, но и самих героев. Выделены сновидческие образы, окруженные в романе И.А. Гончарова «Обломов» ореолом идеальных значений. Для Ольги Ильинской таким образом становится образ суженого, посланника судьбы. В романе он лишен однозначной смысловой трактовки: в нем проявляются черты обоих центральных мужских персонажей - Обломова и Штольца. Глубинные ассоциации связывают его с образом Ильи Ильича Обломова, тогда как прозаические детали отражают штольцевский пласт образа. Сны Ольги в романе глубоко символичны. Интересно и то, что сны Ольги прямо противоположны по своим ощущениям: первый (швейцарский сон) наполнен предчувствием безграничного счастья, второй (крымский сон) - жизненной драмы. Однако трагическая тема не развернута во втором сне Ольги последовательно, до конца. Отмечается, что сны Ольги в романе напрямую связаны с мотивом судьбы, ошибки. Итак, оба сна Ольги при всей их фабульной несхожести и противопоставленности ощущений и образов соединяет в единое целое образ суженого. Если сквозь облик суженого проглядывают черты Обломова, а мужем Ольги становится Штольц, то можно предположить, что несчастья нынешние (душевные) и будущие (бытовые) предопределены самой героиней, ее поведением и осознанным выбором, жизненной ошибкой - отказом от Обломова.
The article is devoted to the comprehension of the oneiric component of the novel "Oblomov" by Ivan Alexandrovich Goncharov. The author addresses not to a traditional hero-dreamer in the image of Ilya Ilyich Oblomov but to the image of the main character Olga Sergeevna Ilyinskaya, who is also represented in the novel as a hero-dreamer. Two types of her dreams are singled out - a dream-fantasy (the Swiss dream) and a prophetic dream (the Crimean dream). The narrative structure of both dreams and the methods of their presentation are also analysed in the text. A great attention in this work is paid to the psychoanalytic research of the hero-dreamers' inner worlds, the common features of the main characters are revealed on different levels: on the level of landscape and community of motives and images (the image of a tear-drop). This, in its turn, underlines the semantic similarity of not only dreams, but the characters themselves. The dream images which are surrounded by the areole of ideal meanings are also defined in the novel "Oblomov" by Goncharov I.A. The image of the betrothed who was sent by fate becomes such an image for Olga Sergeevna Iliynskaya. In the novel he is deprived of an ambiguous interpretation: the features of both central male images are manifested in him - Ilya Ilyich Oblomov's and Andrey Ivanovich Shtolts' characters. Deep associations connect him with Ilya Ilyich Oblomov's image, and then the prosaic details reflect Shtolts' character. Olga's dreams are deeply symbolic. The interesting fact is that Olga's dreams are directly opposite in their feelings: the first dream (the Swiss dream) is full of apprehension of boundless happiness, but the second one (the Crimean dream) is filled with life drama. But the tragic theme in the second Olga's dream is not deployed consistently up to the end. It is notable that Olga's dreams are directly connected with motives of the fate and mistake. So, both Olga's dreams with all their plot unlikeness and opposition of feelings and images are joined in a single image of her betrothed. If Oblomov's features are read through the appearance of the betrothed, and Olga's husband becomes Shtolts, we can assume, that all misfortunes - present (mental) and future (domestic) are predetermined by the heroine herself, her behavior and deliberate choice, life mistake - her refusal from Oblomov.
Климова М.В.. КОРРЕЛЯЦИЯ УЗУАЛЬНЫХ СЛОВ И НЕУЗУАЛЬНЫХ ОНИМОВ КАК ОБЪЕКТОВ МОДИФИКАЦИИ В РЕЧИ
Ономастика представляет собой специфическую подсистему словарного состава каждого национального языка. Если состав ономастики постоянно расширяется, изменяется, то это свидетельствует о динамичности развития и эволюции данного яруса языка. В исследовании семантики и деривации собственных имен в современном языкознании по-прежнему существует много вопросов, например, в их числе корреляция узуальных слов и неузуальных онимов (коннотативно маркированных антропонимов). Переход апеллятивов в собственные имена без всяких формальных изменений известен в литературе давно, такие примеры встречаются в современных произведениях. Богатейший художественный материал предоставляет возможности для выявления степени мотивированности имен собственных за счет большего или меньшего проявления системно-языковых или контекстуальных коннотаций. Анализируемые неузуальные онимы (Комендант, Профессор, Доктор, Благодетель и др.) - это не просто названия выделенных лиц, но и одновременно их характеристика по роду деятельности. На примере ситуаций контекстуальной конкретизации корреляция узуальных слов и неузуальных онимов анализируется в соотношении и взаимодействии предметного значения и элементов сигнификата в сочетании с различными видами коннотативных признаков. На первый план в семантике онима выходит отношение сигнификата к денотату. Сигнификат анализируемых антропонимов включает в себя понятийное значение соответствующих имен нарицательных. Семантические структуры указанных личных имен отличаются семами «групповое» - «единичное». Из двух членов корреляции жена - Жена, зять - Зять, племянник - Племянник и других второй член является коннотативно маркированным. Слова со значением конкретности, идентификации являются видоизменением одного и того же понятия и относятся к модификационным структурам речи. Модификация подобных речевых инноваций носит семантико-прагматический характер, в котором сема «конкретность» является дополнительным смысловым элементом. Специфика таких имен заключается в синтезе признаков нарицательных и собственных имен в одной речевой единице, что дает основания относить их к периферии ономастического пространства.
Onomastics is a specific subsystem of each national language vocabulary. If the composition of onomastics is constantly expanding, changing, this indicates the dynamic development and evolution of this layer of a language. In the study of the semantics and the derivation of proper names in modern linguistics, there are still many questions, for example, the correlation of conventional words and non-visual onims (connotatively marked anthroponyms). The passage of appellatives into their own names without any formal changes is known in the literature for a long time, such examples are found in modern works. The richest artistic material provides opportunities for revealing the motivation degree of proper names due to a greater or lesser manifestation of systemic-linguistic or contextual connotations. The analyzed non-visual onims (Commandant, Professor, Doctor, Benefactor, etc.) are not just the names of the selected individuals, but also their characteristics by the nature of the activity. On the example of the situations of contextual concretization, correlation of conventional words and non-visual onims is analyzed in relation and interaction of the object meaning and the elements of signification with various kinds of connotative features. The ratio of signification to denotatum comes to the fore in semantics of an onim. The signification of the analyzed anthroponyms includes the conceptual meaning of the corresponding nominal names. Semantic structures of these personal names differ in semes "group" - "individual". Of the two members of the correlation, wife - Wife, son-in-law - Son-in-Law, nephew - Nephew, etc. the second member is connotatively labeled. Words with the meaning of concreteness, identification are variations of the same concept and refer to the modification structures of speech. The modification of such speech innovations is of a semantic-pragmatic nature, in which Sema "concreteness" is an additional semantic element. The specificity of such names lies in the common and proper names synthesis in one speech unit, which gives grounds to refer them to the onomastic space periphery.
Крамарь О.К.. ТЕАТРАЛЬНЫЙ КОД РОМАНА Т.В. ЧУРИЛИНА «ТЯПКАТАНЬ»
Актуальность и закономерность постановки вопроса о театральном коде итогового романа Т.В. Чурилина «Тяпкатань» определяется многими факторами. К ним можно отнести репутацию Чурилина как писателя, близкого к театральной жизни Москвы 20-30-х годов ХХ века[2]
; наличие в его творческом активе жанрово-родовой транспозиции прозаической повести «Тайна» в пьесу «Последний визит»; обилие в его романе реминисценций, связанных с театральной терминологией и образами людей театра; творческую историю романа «Тяпкатань», сопровождавшуюся поисками драматургической формы подачи эпического материала; восприятие изображаемого мира как театрализованного действа, в котором есть герои, исполняющие роль, и зрители, оценивающие их игру; формирование рецептивных установок, объединяющих в себе читательское и зрительское отношение к изображаемому. Основная цель статьи - обнаружение и сведение воедино эксплицированных и имплицированных вкраплений «театрального» текста в художественную ткань романа-хроники «Тяпкатань». Предметом особого внимания в статье являются многочисленные черновые наброски к произведению, содержащие признаковые элементы драматургического текста (жанровые подзаголовки, ремарки, каталоги действующих лиц, свойственные драматургии архитектонические единицы), и те фрагменты романа, в которых с наибольшей яркостью и наглядностью проявился сценарно-режиссерский подход писателя к изображаемым событиям. Данная статья является частью научно-исследовательского проекта «Взаимодействие художественных кодов различных видов искусства в автобиографической прозе Т.В. Чурилина», и в этом своем качестве она вписывается в контекст актуальной для современной науки о литературе проблемы интермедиальности. Интермедиальный подход к изучению произведения, репрезентирующего автобиографическую прозу Чурилина, позволяет выйти за пределы одной знаковой системы и тем самым существенно расширить представление о творческой индивидуальности писателя, о многогранности его художественного дарования, о специфике его мирообраза.
The importance and significance of the issue of the theatre code of T.V. Churilin’s "Tyapkatan" are defined by many factors. They are: Churilin's reputation of the writer close to Moscow's theatre life of 1920-1930; the existence of genre-generic transposition of the novel "The Secret" into the play "The Last Visit" in his creative work; the number of reminiscences connected with theatre terminology and people of the theatre in his novel; the story of creation of "Tyapkatan" accompanied by the search of the dramatic form of presenting the epic work; perception of the imaginary world as a theatre performance where there are actors performing their roles and spectators evaluating the performance; formation of receptive attitude as a combination of readers' and spectators' attitude towards the represented. The main aim of the article is to find out and link together the explicated and implicated into the novel "Tyapkatan"the inclusions of the «theatre» text. In the article the author pays attention to the numerous drafts of the novel that contain the main elements of a dramaturgic text (genre subtitles, remarks, lists of characters, architectonic elements peculiar to dramaturgy) and those parts of the novel where the author's directorial approach manifested itself in the most notable way. The article is a part of the scientific research «The interplay of the artistic codes of different art forms in T.V. Churilin's autobiographical novels». In this way the article is important for the problem of intermediality essential for the contemporary study of literature. The intermedial approach to the study of the novel being Churilin’s autobiography allows us to expand beyond a sigh system and moreover broaden our knowledge of the author's creative individuality, the complexity of his talent, the specific character of his world image.
Лебедева А.Л., Сушкова И.М.. СЕМАНТИКО-ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ АТРИБУТИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ, ВЫРАЖАЮЩИХ ПОСЕССИВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО И АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ)
Статья посвящена рассмотрению атрибутивных средств выражения посессивных отношений в русском и английском языках. Исследование проводится в рамках семантико-функционального синтаксиса. За основу исследования посессивных атрибутивных конструкций взята типология словосочетаний, характеризующая рассматриваемые языковые единицы с учётом способа выражения синтаксических отношений (согласование, управление, примыкание) и положения зависимого слова по отношению к главному (в препозиции или в постпозиции). Атрибутивные словосочетания в каждом языке строятся по определённым, характерным для данного языка моделям, представляющим собой обобщённые величины, которые в речи наполняются разнообразным лексическим материалом, придающим данному словосочетанию конкретный характер. В статье проанализированы посессивные атрибутивные конструкции шести типов: тип атрибутивно-препозитивный с согласованием, тип атрибутивно-препозитивный с управлением, тип атрибутивно-препозитивный с примыканием, тип атрибутивно-постпозитивный с управлением, тип атрибутивно-предложный с постпозицией и управлением, тип атрибутивно-предложный с постпозицией и примыканием. В рамках одного типа конструкций, в зависимости от их структурных и лексических особенностей, выделяются различные подтипы и группы словосочетаний. Нередко конструкциям русского языка определённого типа функционально соответствуют конструкции английского языка другого типа. Показано, что данные конструкции, выражающие значение посессивности в двух разноструктурных языках, проявляют намного больше сходств, чем различий. Структурные и семантические сходства данных языковых средств в исследуемых языках подтверждают универсальность типового значения ‘посессивность’. Различия между языками в данной сфере проявляются главным образом на морфологическом уровне. Рассмотренный нами материал также позволяет сделать вывод о том, что, помимо отношения принадлежности в чистом виде, атрибутивные конструкции в русском и английском языках часто передают другие типы посессивного отношения, которые дифференцируются в результате анализа лексического наполнения структур словосочетаний. Эти типы, являясь результатом комбинации семантики актантов нескольких категориальных видов, определяют оттенки номинативного аспекта содержания конструкций.
The aim of this article is to describe the attributive means of expression of possessive relations in Russian and English. Our research is applied to the frames of semantic-functional syntax. The study of attributive possessive constructions was based on the typology of collocations, that characterizes language units in the light of the way to express syntactic relations (agreement, government, adjoinment) and the position of a hypotactic word towards the principal one (in preposition or postposition). Attributive constructions of every language are built on the certain patterns of the language, filled up with diverse lexical items in speech, which gives the construction the precise nature. In the article attributive possessive constructions of six types were analyzed: attributive-prepositive type with agreement, attributive-prepositive type with government, attributive-prepositive type with adjoinment, attributive-postpositive type with government, attributive-prepositional type with postposition and government, attributive-prepositional type with postposition and adjoinment. Within the framework of one type of the constructions, depending on their structural and lexical features, different subtypes and groups of word combinations are distinguished. Quite often Russian language constructions of a certain type are functionally corresponded to the constructions of the English language of another type. It is shown that these constructions (which express the possessive relations in two structurally different languages) have a lot more similarities than differences. Structural and semantic similarities of these linguistic means in examined languages confirm the universality of the typical meaning of ‘possessivity’. The differences between the languages in this area relate to morphological level. The examined material suggests that the attributive constructions in Russian and English besides the main possessive meaning often convey other types of possessive relationships. These types can be differentiated with respect tothe analysis of the lexical content of the structure of collocations. These types as a result of combinations of semantics of actants of various categorial types determine the nuances of content of the constructions expressing belonging in nominative aspect.
Лебедева В.Ю.. К ВОПРОСУ О БИБЛЕЙСКОМ КОДЕ В РАССКАЗЕ В. НАБОКОВА «УДАР КРЫЛА»
Исследование поэтики рассказов В. Набокова способствует глубокому пониманию его метафизики и художественной танатологии. В частности, раннее произведение «Удар крыла» содержит ценный материал для анализа мистического дискурса писателя. Набоковская мистика носит, как правило, христианский (или христианизированный) характер и способна «поглощать» и встраивать в себя языческие мифологемы. Особенностью «Удара крыла» является прямое цитирование Библии - той части книги Иова, где говорится о гигантском чудовище Левиафане. Писатель помещает героев рассказа в некропространство горнолыжного курорта, метафизически захваченное темными силами. Аллюзии на Библию используются Набоковым для создания впечатления эсхатологической обреченности людей, выбравших внутреннее противостояние Богу. Кроме того, автор выражает идею активного присутствия в земной реальности потусторонних сил, имеющих целью соблазнение человека и его постепенное (или быстрое) погубление. Отрывки из книги Иова цитирует таинственный Монфиори в своем диалоге с главным героем - тридцатипятилетним Керном, мучимым суицидальными настроениями. Монфиори предстает в рассказе инфернальным искусителем и метафизическим доппельгангером последнего, отзеркаливающим его тяжелое уныние. В ходе разговора он задает Керну вопрос, верит ли тот в Бога. Получив отрицательный ответ, Монфиори выражает свое несогласие и утверждает, что Библейский Бог существует, но Он не один, а «много их, библейских богов», целое «сонмище». Фаворитом самого персонажа является левиафан. Эти слова оказываются неким подобием проповеди, дающим возможность Керну сделать осознанный выбор и лишающим его возможности притвориться невеждой на Божьем Суде. Кроме того, сама специфика хронотопа в «Ударе крыла» содержит множество параллеллей с книгой Иова - теми стихами, в которых приводится описание левиафана. Также в данной статье рассматриваются оппозиция «Бог vs боги», деструктивность эскапизма и проблема суицида. Значительное внимание уделяется онтологической поэтике и художественному хронотопу.
The study of the poetics of Nabokov’s short stories provides deep understanding of his metaphysics and thanatology. In particular, "Wingstroke" gives a valuable information for analyzing the mystical discourse of the writer. As a rule, Nabokov's mysticism is Christian one. The peculiarity of the story is the direct quotation from the Bible (the passages about the Leviathan from the Book of Job). The writer puts the characters into the necrospace of the skiing resort, which is metaphysically occupied by dark forces. Nabokov uses the biblical allusions to create the impression of eschatological doom of the people who have chosen the internal opposition to God. Besides that, the author expresses the idea of the active presence of supernatural forces in earthly reality. Their goal is to seduce and destroy people's lives. The passages from the Book of Job are quoted by mysterious Monfiori in his dialogue with the main character, thirty-five year old Kern, the potential suicide. Monfiori is his infernal tempter and metaphysical doppelganger, mirroring his despondency. He asks Kern whether he believes in God. Monfiori disagrees with his negative answer and says that the biblical God exists and He is not alone, that there are numerous biblical gods and Monfiori' s favorite one is the Leviathan. It is something like a gospel giving an opportunity to make an informed choice. The opposition of God and gods, the destruction of escapism, the problem of suicide are considered in the article. Much attention is given to ontological poetics and the chronotope.
Ломакина С.А.. ТАНАТОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РУССКОЙ ПРОЗЫ РУБЕЖА XIX-XX ВЕКОВ
Предметом рассмотрения в данной статье являются танатологические мотивы в поздней прозе Л.Н. Толстого и в раннем творчестве Б.К. Зайцева. Смерть в определенных сюжетных ситуациях рассматривается как способ постижения бытия. Эта проблема всегда была в центре размышлений ученых, публицистов, философов и писателей. Смерть/бессмертие является фактором рефлексии как в философских трактатах Сократа, Августина, так и в художественных произведениях писателей XIX, XX и XXI веков. На протяжении тысячелетий танатос выступает как важнейший конститутивный момент сознания. Ожидание смерти создает специфическое нравственное напряжение ума, следствием которого является глубокое размышление о прожитой жизни, ее оправдания или осуждения. Появляется осознанное восприятие жизни с позиции «смерть - память». Рассмотрение танатологических мотивов в прозе рубежа XIX-XX вв. позволяет выявить, каким образом сюжетные ситуации способствуют определению места субъекта-персонажа в сфере бытия, формированию сознательного отношения к миру и выявлению путей взаимодействия героя и общества. Проведенное исследование расширяет представление о творческой индивидуальности Толстого и Зайцева, о своеобразии их мировосприятия и мирообраза и позволяет сделать вывод о том, что танатологические аспекты помогают понять нравственно-этическую основу персонажа, его ценностные ориентиры и даже объяснить манеру поведения. Писатели, обращаясь к данным мотивам, детально прописывают пространственно-временную составляющую, которая включает в себя и место смерти, и условия, приведшие к жизненному рубежу, и сезонно-биографическое время. Прозу Л.Н. Толстого и Б.К. Зайцева объединяет введение нескольких похожих танатологических типов, через внутренние монологи которых произведение поднимается до философского обобщения. Смерть побеждает Зло, а момент гибели сливается с просветлением, очищением и искуплением. При этом финальная рефлексия героев Толстого и Зайцева высвечивает нравственность как истинно достойную жизненную категорию, которая хранится в вечности и которую называют бессмертием души.
The subject of this article is thanatological aspects in L.N. Tolstoy's late prose and in the early works of B.K. Zaitsev. Death in certain plot situations is seen as a way of understanding life. This problem has always been in the center of the thinking of scientists, journalists, philosophers and writers. Death/immortality is a factor of reflection in the philosophical treatises of Socrates, Augustine and the works of the XIX, XX and XXI century writers. For millennia, Thanatos has appeared as a key constitutive moment of consciousness. Expectation of death creates a specific moral power of mind, the consequence of which is a meditation on the lived life, its justification or condemnation. One receives a conscious perception of life from the perspective of "death memory". Consideration of the thanatological motives in the prose at the turn of XIX-XX centuries reveals how the plot situations contribute to defining the place of the subject-character in the sphere of being, formation of conscious attitude to the world and identification of the ways of interaction between the hero and society. The study expands the idea of creative individuality of Tolstoy and Zaitsev, of the uniqueness of their world perception and leads to the conclusion that thanatological aspects help to understand the moral and ethical basis of a character, his values and even to explain his behavior. The writers, examining these motives, describe in detail a spatial-temporal component, which includes the place of death, the conditions that led to the milestone of life and seasonal and biographical time. The introduction of several similar thanatological types whose inner monologues raise the writers' prose to philosophical generalizations unite the prose of Leo Tolstoy and Boris Zaitsev. Death triumphs over Evil, and the time of death merges with the enlightenment, purification, and redemption. The final reflections of the heroes of Tolstoy and Zaitsev highlight morality as a truly worthy life category that is stored in eternity and called the immortality of the soul.
Солдаева А.А.. РУССКИЕ ФОЛЬКЛОРНЫЕ ЗАГАДКИ О ПЕЧИ: СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Статья посвящена исследованию семантики русских фольклорных загадок с отгадкой «печь». Описательная часть загадки рассматривается как народная дефиниция к слову-отгадке. Лексико-семантический анализ загадок одной тематической группы (т. е. загадок с одной отгадкой) предполагает, в первую очередь, восстановление «полной» семантической структуры слова в рамках «загадочного» жанра. Анализ собственно лингвистических особенностей фольклорного текста сопрягается с необходимостью учитывать и факты нелингвистического порядка, в строгом смысле слова. Поэтому в работе учитываются следующие факторы: 1) специфика жанра загадки; 2) специфика языка фольклора; 3) «культурная семантика» слова в фольклорном тексте. Различные компоненты слова «печь» рассмотрены расчленено, с максимальным вниманием к контекстной семантике слова в тексте, с сопряжением выявленной семантики с другими значениями в других текстах, с установлением возможных связей между ними, в том числе культурными. В загадке актуализируются следующие компоненты значения слова «печь»: 1) антропоморфность, 2) связь с избой и различными ее частями, 3) большой размер, 4) зооморфность, 5) «прожорливость», 6) различное «поведение» летом и зимой, 7) белый или черный цвет, 8) способность давать тепло. Специфика «загадочного» жанра с точки зрения формирования семантики слова состоит в том, что в загадке эксплицируются не все семы слова-отгадки, существующие в языке, а только те, благодаря которым адресат смог бы узнать отгадку (или, напротив, те, которые «затемняют» связь между «левой» и «правой» частями текста, усложняя задачу отгадывающего). Описательная часть загадки актуализирует те признаки слова-отгадки, которые не могут стать содержанием обычной коммуникации и, значит, принадлежат непосредственно к языковой картине мира (ЯКМ). Поэтому «загадочные» тексты являются наиболее предпочтительным материалом для реконструкции фрагментов ЯКМ.
The article is devoted to the study of the semantics of Russian folkloric riddles with the "furnace" guess. The descriptive part of the riddle is considered as a folk definition to the guess word. The definition of the components of the meaning of this word allows us to restore its semantic structure in the language world view of the riddle genre. The analysis of the linguistic peculiarities of the folklore text itself is associated with the need to consider also the non-linguistic facts, in the strict sense of the word. Therefore, the following factors are taken into account in the article: 1) the specificity of the genre of the riddle; 2) the specificity of the language of folklore; 3) "cultural semantics" of the word in the folklore text. The various components of the word "furnace" are considered in detail, with maximum attention to the contextual semantics of the word in the text, with the conjugation of the identified semantics with other meanings in other texts, with the establishment of possible connections between them, including cultural ones. The following components of the meaning of the word "furnace" are actualized in riddles: 1) anthropomorphy, 2) connection with the hut and its various parts, 3) large size, 4) zoomorphicity, 5) "gluttony", 6) different "behaviour" in summer and winter, 7) white or black colour, 8) the ability to "give" heat. The specificity of the riddle genre is that in the riddle not all sememes of the riddle-word that exist in the language are explicated, but only those by which the addressee could find out the answer (or, on the contrary, those that "darken" the connection between the "left" and "right" parts of the text, complicating the task of the guesser). The descriptive part of the riddle actualizes those signs of the word-riddle that can not become the content of ordinary communication, and therefore belong directly to the language world view. Therefore, riddles are the most preferable material for the reconstruction of fragments of the language world view.
Фигуровская Г.Д.. СОЧЕТАНИЕ «ТО ЖЕ (САМОЕ), ЧТО» В СОСТАВЕ СРЕДСТВ ВЫРАЖЕНИЯ ОТНОШЕНИЙ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЯ
Конструкции с сочетанием «то же (самое), что» делятся на две группы: 1) референциального тождества (местоименно-соотносительные) и 2) конструкции с отношениями отождествления; вторые - на предложения номинативного тождества и субъективного отождествления. Предложения референциального тождества представлены рядом структурно-семантических разновидностей, которые определяются синтаксической функцией сочетания то же, наличием / отсутствием сказуемого во второй части, наличием в частях конструкции одного и того же подлежащего (субъекта) или разных и в конечном итоге степенью близости конструкции к сложноподчиненному предложению (СПП) местоименно-соотносительного типа по структуре. Среди данных предложений необходимо различать конструкции с то же (самое) - подлежащими и дополнениями, обстоятельствами и с то же (самое) - сказуемым. Первые две группы входят в класс сложноподчиненных предложений. Благодаря лексическому наполнению этих предложений в них развиваются оттенки отношений соответствия; предложения с то же самое - обстоятельствами причины, цели и др. (из-за того же, что и, для того же, что и и т. п.) составляют переходные типы между КСП предложений референциального тождества и КСП причины, цели и др. То же (самое) - сказуемое может связывать или два инфинитива, или два имени в Им. п. В них выражаются два значения - номинативного тождества и субъективного отождествления. В первом случае то же самое, что сближается с союзом то есть. Во втором случае предложение сообщает о подобии тех сущностей в форме тождества. Таким образом, в данных конструкциях сочетание то же (самое), что переходит в разряд служебных слов, оно является специализированным средством выражения отношений отождествления - метаконструкцией. Семантику отождествления необходимо отличать от семантики уподобления: в отличие от уподобления, отождествление подчеркивает субъективность устанавливаемых отношений. Все приведенные структурно-семантические разновидности могут иметь отрицательные варианты, в которых выражается или отрицание тождества наименования, или различие, в противоположность отождествлению. Такие предложения составляют переходные типы между конструктивно-синтаксическими полями отождествления и отличия.
Constructions with the combination «то же (самое), что» are divided into two groups: 1) the ones of referential identity and 2) constructions with relations of identification; the second group is divided into sentences of nominative identity and subjective identification. The combination то же (самое) is a specialized mean of expressing relations of identification. Sentences of referential identity are represented by a number of structural and semantic varieties which are determined by the syntactic function of the combination то же, by presence / absence of the predicate in the second part, by the presence in the structure of the same subject or different ones and ultimately, the degree of proximity of such structures to a compound sentence (SCS) of pronominal-correlative type according to its structure. Among these sentences it is necessary to distinguish the constructions with то же (самое) as a subject and additions, circumstances and with то же (самое) as a predicate. The first two groups belong to the class of complex sentences. Due to the lexical content of these sentences different connotations of compliance relations are developed in them; sentences with то же самое as circumstances of the cause, goal, etc. (из-за того же, что и, для того же, что и и т. п.) are the transition types between CSF of referential identity sentences and CSF of cause, goal, etc. То же (самое) as a predicate can bind either two infinitives, or two names in Nominative case. They express two meanings - of the nominative identity and subjective identification ones. In the first case то же самое, что converges to the conjunction то есть. In the second case, the sentence informs about the similarity of those entities in the form of identity. Thus, in these constructions the combination то же самое, что goes into the category of function words, it is a specialized means expressing the relations of identification, i.e. it is a metaconstruction. The semantics of identification must be distinguished from the semantics of assimilation: unlike assimilation, identification emphasizes the subjectivity of the established relationship. All of the structural and semantic varieties can have negative variants, which express either denial of the notions identity, or the difference, as opposed to identification. Such sentences are the transition types between constructive-syntactic fields of identification and contrast.