Журнал «Филоlogos»
Аннотации статей.
Абрамова В.И., Архангельская Ю.В., Георгиева С.И.. СИМВОЛИКА ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ С КОМПОНЕНТАМИ ОБРАТНЫЙ/ОБРАТЕН В РУССКОЙ И БОЛГАРСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ
Статья посвящена исследованию русских и болгарских фразеологизмов с компонентами «обратный» (рус.)/«обратен» (болг.) и их символике. При анализе используется сопоставительный метод, который очередной раз позволяет убедиться в том, что русский и болгарский языки не только близки в плане происхождения, но и имеют общие культурные корни и мировоззренческую основу. Описывая символику слов «обратный»/«обратен», авторы обращаются к широкому культурному контексту, рассматривают архаичные представления славян, нашедшие отражение в фольклорных произведениях разных жанров (сказках, песнях, былинах, приметах), а также в ритуальных практиках русского и болгарского народов. Авторы приходят к выводу о том, что восходящие к мифологическим представлениям символьные значения компонентов «обратный»/«обратен» ('чужой, потусторонний, волшебный') в устойчивых единицах «обратная сторона»/«обратната страна», а также «обратная (оборотная) сторона медали»/«обратната страна на медала» в настоящее время можно считать устаревшими, а сами фразеологизмы до некоторой степени семантически опустошенными. В них сохраняется только связанная с древними представлениями семантика отрицательности. Однако во фразеологизмах «обратная сторона Луны»/ «обратната страна на Луната», которые до сих пор не подвергались фразеографированию ни в русском, ни в болгарском языках, древние символьные значения первого компонента являются актуальными, к тому же они поддерживаются символикой Луны как знака иного, чужого мира. Данный тезис авторы доказывают многочисленными примерами из современных художественных и публицистических текстов. Кроме того, анализ контекстов, в которых использованы эти фразеологические единицы, показал, что они могут обозначать как нечто отрицательное, так и просто иное (неизвестное, загадочное) в отличие от перечисленных выше других единиц с компонентами «обратный»/«обратен». В новых болгарских фразеологизмах, включающих слово «обърна», однокоренное слову «обратен», сохраняется семантика инаковости и отрицательности.
The article deals with studying the Russian and Bulgarian phraseological units with the "обратный"/"обратен" ("reverse") component and their symbolism. The comparative method is used for the analysis, because the Russian and Bulgarian languages, being Slavic ones, are not only related in terms of their origin, but also have common cultural roots and world-view basis. Describing the symbolism of the words "обратный"/"обратен" ("reverse") the authors refer to a wide cultural context, consider archaic notions of the Slavs, which are reflected in various genres of folklore (tales, songs, byliny, sayings), as well as in ritual practice of the Russian and Bulgarian peoples. The authors come to a conclusion that, originating from mythological notions, the symbol meaning of the "обратный"/"обратен" component ('strange, other-worldly, magic') in the set expressions "обратная сторона" / "обратната страна" and "обратная (оборотная) сторона медали"/"обратната страна на медала" can be considered obsolete nowadays, and the phraseological units themselves can be deemed semantically exhausted to a certain extent. Only the semantics of negativity related to ancient notions remains in them. However, the set phrases "обратная сторона Луны"/"обратната стана на Луната", which have been described neither in Russian nor in Bulgarian phraseological dictionaries yet, have the first component with actual ancient symbol meanings, which are also supported by the symbolism of the moon as a sign of an another world, alien world. The authors prove this point by numerous examples from contemporary fiction and journalistic texts. Besides, the analysis of the contexts, in which these phraseological units are used, has proved that they can mean both something negative and simply something strange (unknown, mysterious) as opposed to the other above-mentioned units with the "обратный"/"обратен" component. The new Bulgarian phraseological units containing a component "обърна", which is a cognate word with "обратен", retain the semantics of being different and negativity.
Горелов О.С.. ПОЭЗИЯ ИНФОРМАЦИОННОГО ПЕРЕИЗБЫТКА И АВТОМАТИЧЕСКОЕ ПИСЬМО В. БАННИКОВА
В статье анализируется поэтический проект Вадима Банникова в контексте новых медиа. Основу практики поэта составляет ежедневное (за редкими исключениями) размещение текстов в социальных сетях Фейсбук и ВКонтакте. Масштабное производство текстов с личным рекордом поэта в 49 стихотворений в день определяет и некоторые траектории чтения, и особенности существования поэтического в медийном поле. Плотное и «ускоренное» распространение современных коммуникаций (и в том числе авторское «разрешение» на это медийное распространение) в исторической ситуации консервативного поворота 2010-х годов создает благоприятные условия для проявлений сюрреалистического. Так, Банников обращается к технике автоматического письма, которая оказывается неизбежной в ситуации каждодневного написания текстов. Однако автоматизм Банникова не настроен на поиск ошеломляющих образов (хотя и они появляются) или парадоксальную афористичность, направлен он на трансляцию опыта - опыта речи, опыта виртуального/игрового и опыта чудесного. Значительный круг текстов Банникова представляет собой текстовые реди-мейды, коллажи из текстов и языков (отрывки голосов, цитаты, клише и проч.). Он актуализирует зависимость от медиа, которую выявляли еще авторы советского андеграунда, но эта зависимость уже не вызвана идеологическим или рыночным диктатом напрямую, что иногда позволяет проигрывать вариант активного использования медиа в своих целях. «Тотальное недоверие к тексту», присущее и Банникову, объединяет все медиа-экспансии в область поэзии и слова. Но поэт не идет в сторону интермедиальных экспериментов, не подключается к сетевому, «народному сюрреализму» интернет-поэзии - его проект остается «аутичным» в своей литературотеличности. Несмотря на то, что функцию воображения все больше берут на себя медиатехнологии, поэзия остается одновременно внутри этого поля и вне его. Поэзия реализуется в разрыве медиа-ткани, в метонимической щели, где и обитает проект Банникова, где возможны реализации самого сюрреалистического кода.
The article analyzes the poetic project of Vadim Bannikov in the context of new media. The basis of the poet's practice is the daily (with rare exceptions) posting of texts on Facebook and VKontakte social networks. Large-scale production of texts with the poet's personal record of 49 poems per day determines both the reading trajectories and the features of the poetic existence in the media field. The dense and "accelerated" distribution of modern communications in the historical situation of the conservative turn of the 2010s creates favorable conditions for surreal manifestations. So, Bannikov turns to the technique of automatic writing, which is inevitable in the situation of everyday writing. However, Bannikov's automatism is not configured to search for "stupéfiant images" (although they appear) or paradoxical aphorism, it is aimed at transmitting experience - experience of speech, experience of virtual/gaming and experience of marvelous. A significant number of Bannikov's texts are ready-mades, collages from texts and languages (fragments of voices, quotes, clichés, etc.). He actualizes the dependence on the media, which was also revealed by the authors of the Soviet underground, but this dependence is no longer directly caused by ideological or market dictates, which sometimes allows playing the option of actively using the media for your own purposes. The "total distrust of the text" unites all media expansion into the field of poetry and words. But the poet does not go in the direction of intermedial experiments, does not connect to the network, "peoples' surrealism" of Internet poetry - his project remains "autistic" in its literary identity. Despite the fact that media technology is increasingly taking on the function of imagination, poetry remains both inside this field and outside it. Poetry is realized in the metonymic gap of the media, where Bannikov's project exists, where the realization of a surrealist code is possible.
Дерягина Д.С., Моисеенко А.В.. ТИПЫ КОМПОНЕНТОВ В СТРУКТУРЕ ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ ЛЕКСИКИ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛОЯЗЫЧНОГО И РУССКОЯЗЫЧНОГО САЙТОВ ФУТБОЛЬНЫХ КОМАНД)
Цель исследования состоит в выявлении типов семантических компонентов в структуре положительных лексем в рамках тематических групп, сформированных по англоязычным и русскоязычным материалам корпоративных сайтов футбольных команд «Манчестер Юнайтед» и «ЦСКА» в сопоставительном аспекте. В статье рассматриваются тематические группы положительных лексем, выявляются основные типы семантических компонентов в структуре значений слов в каждой тематической группе; описываются основные типы структур лексического значения положительных тематических лексем; выявляются общие и различительные характеристики в количестве тематических групп, их объеме, типах семантических структур лексических единиц в двух языках. Теоретическую основу исследования составляют такие термины, как лексическое значение слова, структура лексического значения и тематическая группа. Предложенная характеристика базируется на методах семасиологического, лексикографического, компонентного и сопоставительного анализа. Структуры значений лексем рассматриваются с учетом трех факторов: определенной сферы окружающей нас действительности - футбол как вид спортивной и профессиональной деятельности, включения слов в состав семантических объединений - тематических групп, рассмотрения семантических компонентов в структуре значений слов, принадлежащих к разным частям речи. Определено, что в англоязычных и русскоязычных новостных рубриках формируются такие тематические группы положительной лексики, как «Игра», «Футболисты» и «Болельщики». Наиболее продуктивной группой в двух языках стало объединение лексем, описывающее различные аспекты футбольного матча. В структуре значений английских и русских лексем выделены компоненты субъекта, объекта, степени, образа действия, причины, результата, сопутствующих обстоятельств и рациональной положительной оценки. Большее количество разговорных лексем с включением стилистического компонента фиксируется в новостных материалах русскоязычного сайта футбольной команды «ЦСКА». Таким образом, компонентный анализ значений лексем в двух языках позволил выделить структуры с семантическими компонентами; структуры с семантическим и рациональным оценочным компонентами; структуры с семантическим и стилистическим компонентами; структуры с семантическим, рациональным оценочным и стилистическим компонентами.
The objective of the research is to identify types of semantic components in the structure of positive lexemes within the thematic groups that are made up by the English and Russian corporate website materials of the football teams "Manchester United" and "CSKA" in the comparative aspect. In the article, the authors consider thematic groups of positive lexis, identify the main types of semantic components in the structure of word meaning within each thematic group; describe the key lexical meaning structures of positive thematic words; determine similar and distinctive characteristics in the number of thematic groups, their sizes, semantic structures of the lexis in two languages. The theoretical framework of the research includes such terms as the lexical meaning of a word, structure of the lexical meaning and the thematic group. The proposed description is based on the methods of semasiological, lexicographic, componential and comparative types of analysis. The authors review lexical meaning structures according to three factors: a certain area of the real world - football as a kind of sport and professional activity, the inclusion of the words into thematic groups, analysis of the semantic components in the lexical meanings of the words that belong to different parts of speech. By studying English and Russian news rubrics of two websites, the authors have identified such thematic groups of positive lexemes as "Game", "Football players" and "Fans". The thematic group representing various aspects of a football match is considered to be more productive in two languages. Lexical meaning structures of English and Russian words comprise the components of subject, object, degree, manner, cause, result, attendant circumstances and rational positive evaluation. There are more informal lexemes with the stylistic component in the website news materials of the Russian football team "CSKA". Thus by the types of the lexical meaning structure in two languages, the authors have identified structures with semantic components; structures with semantic and rational evaluative components; structures with semantic and stylistic components; structures with semantic, rational evaluative and stylistic components.
Иванюк Б.П.. «РОМАН» И.О. И О.И. В АЛЛЕЯХ РОМАНА И. ГОНЧАРОВА «ОБЛОМОВ»: ВЕРСИЯ ПРОЧТЕНИЯ
В статье прослеживается сюжетная история схождений в аллее - традиционном локусе русской литературы - главных героев романа И. Гончарова «Обломов»: Ильи Обломова, Ольги Ильинской и Андрея Штольца. «Прочитаны» эпизоды свиданий Ольги и Ильи в усадебной и петербургской, Ольги и Андрея - в крымской аллеях в контексте персонажных представлений о любви и семейном счастье, шире - их жизнеобразов. При этом особое внимание уделено семантическим деталям («вещной» метафоре зонтика и «телесной» - женской талии, другим повторяющиеся текстовым подробностям), связанным с разными уровнями художественного целого, что является характерной особенностью авторской поэтики. Произведено необходимое сопоставление обломовских героев с другими классическими персонажами отечественной романистики и традиционными образами и сюжетными мотивами мировой словесности, востребованы авторские литературные и мифологические коды и интертекстемы. В результате исследования формулируется вывод о том, что все герои, несмотря на предлагаемые обстоятельства, коллизии, сопряженные с экзистенциальным выбором, перипетии в их отношениях, реализуют заложенную в их натуре и матричном характере индивидуальную программу жизнестроительства.
The article traces the storyline of convergence in the lane - the traditional locus of Russian literature - of the I. Goncharov's novel "Oblomov" main characters: Ilya Oblomov, Olga Ilyinskaya and Andrey Shtolts. The date episodes of Olga and Ilya are interpreted in the manor and Saint-Petersburg lanes, the walk episodes of Olga and Andrey - in Crimean lane in the context of the characters' conceptions of love and family happiness and wider - their life images. In addition special attention is paid to the semantic details ("material" metaphor of the umbrella and "corporeal" metaphor of woman's waist and other repeated details) connected with different levels of the artistic whole which is a characteristic feature of the author's poetics. The necessary comparison was made of "Oblomov" characters and their story with other classic personalities of native Romance philology and traditional images and tropes of the world literature. Author's literature and mythologic codes and intertextemes are collected. As a result of the study the conclusion is drawn that all the characters despite all offered circumstances, collisions connected with existential choice, vicissitudes of their relationships, materialize the individual program of life arrangement inherent in their nature and matrix character.
Камалова А.Т.. МИФОПОЭТИКА И ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКОГО КИБЕРПАНКА
Статья посвящена элементам мифопоэтики и интертекстуальности в произведениях русского киберпанка. Отмечается, что развитие русского киберпанка в рамках практической эстетики постмодернизма во многом обусловлено наличием в нем элементов фантастики. Свойственная литературе постмодернизма фабуляция, подразумевающая единство реальности и вымысла, может включать в реалистическое повествование различные фантастические элементы. Мифопоэтическая же составляющая киберпанка определяется, прежде всего, образом главного героя, его сюжетными деяниями и поступками. С ним связаны традиционные для мифа представления о зле и добре, хаосе и космосе, и, главное, он облечен как действующее лицо функцией гармонизировать мир, придавать ему смысл и порядок. Ему как коллективному герою атрибутирована роль спасителя и защитника и соответствующий его предназначению характер - свободолюбивый, волевой и смелый, способный противостоять злому и несправедливому миру. Такой герой соответствует концептуальной идее мифа - движению от хаоса к космосу, проблеме, которой озадачено современное гуманитарное сознание. Мифологической традиции отвечает не только образ главного героя, но и хаотический мир русского киберпанка. В таком порушенном, неструктурированном мире человек дезориентируется и теряет жизненную уверенность. Однако романный герой постепенно осмысливает коллизию, те предложенные историей обстоятельства, в каких оказался не по своему желанию. Хаотичность как характерная для мифологической традиции коллизия в анализируемых нами произведениях часто коррелирует с отсутствием аксиологических ориентиров, с неразличением добра и зла. В энтропийном мире русского киберпанка порой трудно определить, какое действие следует считать доброжелательным, а какое - нет, кто является преступником, а кто героем, борющимся за справедливость, невзирая на нарушение принятых законов, как, к примеру, хакеры. В статье делается вывод, что расширению художественного пространства киберпанка способствует интертекст. В произведениях анализируемого жанра присутствуют как эксплицитные (явные, открыто выраженные), так и имплицитные (неявные) формы интертекстуальности. Явные формы интертекстуальности - это в основном имена героев, которые могут отсылать как к мифу, так и к сказке, что в целом характерно для литературы постмодернизма. Имплицитная форма интертекстуальности - это лексическая и стилистическая неоднородность текста.
The article deals with the elements of mythopoetics and intertextuality in the works of Russian cyberpunk. It is noted that the development of Russian cyberpunk in the framework of the practical aesthetics of postmodernism is largely due to the presence of the elements of fantasy in it. The fabulation characteristic of the literature of postmodernism which means the unity of reality and fiction can include various fantastic elements in a realistic narrative. The mythopoetic component of cyberpunk is determined, first of all, by the image of the main character, his plot acts and deeds. Such representations of evil and good, chaos and space which are traditional for the myth are associated with it, and, most importantly, he is endowed as an actor with the function to harmonize the world and to give it meaning and order. He, as a collective hero, is attributed the role of a savior and protector and a character which corresponds to his purpose - freedom-loving, strong-willed and courageous, able to withstand an evil and unjust world. Such a hero corresponds to the conceptual idea of the myth - the movement from chaos to space, a problem that puzzled modern humanitarian consciousness. Mythological tradition meets not only the image of the protagonist but also the chaotic world of Russian cyberpunk. In such a ruined, unstructured world a person is disoriented and loses life confidence. However, the novel hero gradually comprehends the collision, those circumstances proposed by history in which he was not at will. Randomness as a characteristic collision in the mythological tradition in the works we analyze often correlates with the absence of axiological guidelines and nondiscrimination of good and evil. In the entropy world of the Russian cyberpunk it is sometimes difficult to determine which action should be considered benevolent and which not, who is the criminal and who is the hero which fights for justice despite the violation of the laws, such as hackers, for example. The article concludes that the expansion of the artistic space of cyberpunk is facilitated by intertext. In the works of the analyzed genre, there are both explicit and implicit forms of intertextuality. Explicit forms of intertextuality are basically the names of heroes which can refer both to myth and to a fairy tale. This is a general characteristic of the literature of postmodernism. An implicit form of intertextuality is the lexical and stylistic heterogeneity of the text.
Пэнфей Ли. «БЕДНАЯ ЛИЗА» Н.М. КАРАМЗИНА В КИТАЕ
В статье приведен комплексный анализ взглядов китайских исследователей, обращавшихся к изучению поэтики и проблематики повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза». Как показывает наше исследование, китайских реципиентов главным образом интересуют: психологические, мифологические и аксиологические аспекты поэтики карамзинской повести. В статье обобщен новый материал по исследуемой теме, в научный оборот введены неизвестные в российском карамзиноведении научные источники. Повесть «Бедная Лиза» рассматривалась и рассматривается в Китае как: главное произведение русского сентиментализма, повлиявшее на психологические открытия литературы следующих периодов (от романтизма - ко Льву Толстому); один из первых ярких примеров новой «философии природы» и этики; образец типологического сходства с древними китайскими мифологическими сюжетами; важное произведение международного социогуманитарного знания, которое может оказать нравственное влияние на современного читателя. Временная и географическая дистанции между русской литературной культурой XVIII века и современной культурой Китая дают возможность китайским реципиентам рассмотреть «Бедную Лизу» на обширном историко-культурном фоне, с проведением больших комплексных параллелей. Китайские филологи занимают объективную позицию «извне», избегая субъективных, положительных или негативных, оценок «Бедной Лизы», что позволяет более определенно выйти к рассмотрению вопроса о мировом, психологическом и общегуманитарном значении «чувствительных повестей» Карамзина. Значимы конструктивные попытки провести психолого-типологические параллели, на примере «Бедной Лизы» - в частности, между психологическим миром карамзинских произведений и меняющимся эмоционально-культурным китайским контекстом. В случае необходимости, для большей полноты картины, нами привлекаются в сопоставлении и данные российского карамзиноведения. Ключевые методы литературоведческого анализа, используемые нами в статье - сравнительно-типологический, историко-типологический, историко-функциональный. В ходе освещения избранной проблемы наша задача - показать взаимодействие трех проблемно-тематических русел: социо-исторические взгляды писателя и их связь с его «чувствительными повестями», мифопоэтика природы в «Бедной Лизе», общее своеобразие психологических открытий Карамзина.
Complex analysis of the views of Chinese researchers, who referred to the study of poetics and problems of Karamzin’s story "Poor Liza", is given in the article. The applied key methods of literary analysis are comparative typological and historical functional ones. According to our study, Chinese recipients are mainly interested in psychological, mythological and axiological aspects of Karamzin's story poetics. New material on the theme under study is summed up in the article; scientific sources unknown in Russian study of Karamzin are introduced into scientific discourse. The story "Poor Liza" was seen and is seen in China as a major work of Russian sentimentalism, which influenced psychological literary discoveries of the following periods (from romanticism to Leo Tolstoy); one of the first vivid examples of new "natural philosophy" and ethics; a pattern of typological similarity with ancient Chinese mythological plots; a significant work of international humanistic social knowledge, which can help a modern reader as well morally, to cleanse and raise one's soul. Temporary and geographical distances between Russian literary culture of the 18-th century and modern Chinese culture allow Chinese recipients to analyze "Poor Liza" on the extensive historical and cultural background with drawing great complex parallels. Chinese philologists take objective position "from outside" avoiding the context of subjective, positive or negative evaluation of "Poor Liza", allowing to approach specifically consideration of the problem of international, psychological and general humanitarian significance of Karamzin's "sensitive stories". Constructive attempts to draw psychological-typological parallels between psychological world of Karamzin's stories and changing emotional-cultural Chinese context using "Poor Liza" as an example, particularly, are of importance. In a case of necessity to reflect the entire picture we draw for a comparison the data of Russian Karamzin studies. The key methods of literary analysis used in our paper are as follows: thecomparatively typological one, the historically typological one and the historically functional one. When reviewing the chosen problem our task is to show the interaction of three problematic and topical streams, i.e. the writer's social and historical views and their connection with his "sentimental stories"; the nature "mythopoetics" in "Poor Liza"; and the general originality of the Karamzin's psychological discoveries. In a case of necessity to reflect the entire picture we draw for a comparison the data of Russian Karamzin studies. The key methods of literary analysis used in our paper are as follows: the comparatively typological one, the historically typological one and the historically functional one. When reviewing the chosen problem our task is to show the interaction of three problematic and topical streams, i.e. the writer's social and historical views and their connection with his "sentimental stories"; the nature "mythopoetics" in "Poor Liza"; and the general originality of the Karamzin's psychological discoveries.
Магомедов А.Дж., Юсупов Х.А.. НАЗВАНИЯ ДРАГОЦЕННЫХ И ПОДЕЛОЧНЫХ КАМНЕЙ В ДАРГИНСКОМ ЯЗЫКЕ
Тематическая группа наименований драгоценных, полудрагоценных и поделочных камней - одна из интересных и неисследованных тем в даргинском языке. Разрозненные сведения не дают представления ο названиях камней, их происхождении и употреблении в даргинском языке. Многие заимствованные названия в даргинский язык проникли через диалекты. Литературный даргинский язык начал функционировать лишь в конце 40-х годов ХХ в. Несмотря на это, в данной статье все названия драгоценных и поделочных камней рассматриваются в составе даргинского литературного языка. По своему составу минералогическая номенклатура включает как термины, так и описательные названия или так называемые терминологические словосочетания. Большинство названий являются заимствованиями из арабского, персидского, тюркских, а также русского языков. В проникновении названий драгоценных и поделочных камней в даргинский язык главную роль сыграли крупные ремесленные центры даргинцев Кубачи и Харбук, где издревле занимались не только металлообработкой, но и ювелирным делом. Сохранились ювелирные изделия средневекового периода с использованием драгоценных и поделочных камней. Был также развит отхожий промысел: кубачинские златокузнецы работали не только в городах Российской империи, но и в ближневосточных странах (Иран, Сирия, Турция и т.д.). Такие контакты мастеров приводили к появлению заимствований из разных языков. Основная масса старинных заимствований восходит к двум языкам: арабскому и персидскому. Из полсотни заимствованных названий, приведенных в статье, одиннадцать названий относятся к арабскому языку, шесть - к персидскому языку. Некоторые наименования, проникшие в даргинский язык из восточных языков, выходят из употребления и пополняют группу устаревшей лексики. Их место занимают новые заимствования из русского языка. Для уточнения минералогической номенклатуры даргинского языка необходимо дальнейшее изучение такой терминологии. Важным является также рассмотрение вопросов, связанных с фонетической адаптацией современных заимствований из русского языка.
The thematic group of names of precious, semi-precious and ornamental stones is one of the most interesting and unexplored topics in the darginsky language. Scattered information does not give an idea about the names of stones, their origin and use in the darginsky language. Many borrowed names in the Dargin language has penetrated through the dialects. The literary Dargin language began to function only in the late 40s of the twentieth century. Despite this, in this article all the names of precious and ornamental stones are considered as part of the Dargin literary language. By its composition, the mineralogical nomenclature includes both terms and descriptive names or so-called terminological phrases. Most of the names are loanwords from Arabic, Persian, Turkic, and Russian. The major role in the penetration of the names of precious and ornamental stones into the Dargin language was played by large craft centers of the Dargins Kubachi and Harbuk, where from ancient times they were engaged not only in metalworking, but also in jewelry. Preserved jewelry of the medieval period using precious and ornamental stones. A latrine industry was also developed: the Kubachi goldsmiths worked not only in the cities of the Russian Empire, but also in the Middle Eastern countries (Iran, Syria, Turkey, etc.). Such contacts of masters led to the appearance of borrowings from different languages. The bulk of the old borrowings goes back to two languages: Arabic and Persian. Of the fifty borrowed names given in the article, eleven names refer to the Arabic language, six to the Persian language. Some names that have entered the darginsky language from Eastern languages, go out of use and add to the group of outdated vocabulary. Their place is taken by new borrowings from the Russian language. To clarify the mineralogical nomenclature of the Dargin language, further study of such terminology is necessary. It is also important to consider issues related to the phonetic adaptation of modern borrowings from the Russian language.
Мальцева Т.И.. ОСОБЕННОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ФОЛЬКЛОРНО- ЯЗЫКОВЫХ СРЕДСТВ ВОРОНЕЖСКИМИ СКАЗОЧНИЦАМИ А.К. БАРЫШНИКОВОЙ И А.Н. КОРОЛЬКОВОЙ
Наука о сказке прошла долгий более чем двухвековой путь развития. За этот период были выявлены практически все сказочные мотивы и сюжеты. Детально исследована композиция сюжета волшебной сказки по функциям действующих лиц и по образам. Выявлено большое количество сказочных формул, проанализирован их состав, функции, созданы различные классификации, изучалось варьирование формул. Большое внимание уделялось языку волшебной сказки: лексике, морфологии, синтаксису. Однако следует признать, что в сказковедении до сих пор отсутствуют исследования, описывающие язык и стиль конкретного сказочника. Поэтому в данной статье была предпринята попытка проанализировать особенности в использовании фольклорно-языковых средств известными воронежскими исполнительницами А.Н. Корольковой и А.К. Барышниковой. Проведенный нами сравнительный анализ показал, что обе сказочницы в целом сохраняет все особенности народной волшебной сказки: зачины, традиционное развертывание сюжета, и в то же время на каждый текст сказочниц накладывает отпечаток их творческая манера. Даже рассказывая сказку одного и того же сюжетного типа, А.Н. Королькова и А.К. Барышникова делают акценты на разные детали, по-разному характеризуют своих героев, используют разные наборы традиционных формул для описания идентичных ситуаций. Так, А.Н. Королькова постоянно старается выйти за рамки традиции, "нарушить" древние композиционные приемы, добавить дополнительные элементы в канву повествования и тем самым замедлить ход сказочного действия, подольше задержать слушателя в неведении и напряжении, ожидая развязки. А.Н. Барышникова, напротив, более строго придерживается сказочных канонов, лишь незначительно нарушая их, стараясь придать динамизма повествованию. Все это позволяет нам говорить об индивидуальности и неповторимости стилистической манеры воронежских сказочниц. Дальнейшее же изучение языка и стиля русских сказочников, позволит выявить речевые особенности каждого исполнителя, и тот вклад, который он внес в развитие народно-поэтической речи.
The science of a fairy tale has gone throughmore than two centuries of development. During this period, almost all fabulous tropes and plots have been revealed.The composition of the plot of a fairy tale has been examined in depth by the functions of the personagesand by the characters. A large number of fairy-tale formulas have been revealed, their composition, functions have been analyzed, various classifications have been created, diversification of formulas has been studied.Great attention was paid to the language of a fairy tale: vocabulary, morphology, syntax. However, it should beconceded that there are still no researches in fairy tales, describing the language and style of a particular storyteller. Therefore, in this article an attempt to analyze the special aspects of use of folk and language means by famous Voronezh writers A.N. Korolkova and A.K. Baryshnikova was made. Our comparative analysis has revealed that both storytellers are generally faithful to all the features of a folk fairy tale: the introduction, the traditionalunravelling of the plot; and at the same time, each storyteller has made an impact of her creative manner to every piece of writing.In fact, while telling a fairy tale of the same plot type, A.N. Korolkova and A.K. Baryshnikova emphasize different details, characterize their heroes in various ways, and use different sets of traditional formulas to describe identical situations. So, for example A.N. Korolkova constantly tries to go beyond the framework of the tradition, "break" ancient compositional techniques, add additional elements to the outline of the narrative and thereby slow down the course of the fabulous action, keep the listener in ignorance and tension for a longer time, waiting for an outcome. A.N. Baryshnikova, on the contrary, adheres more strictly to fairy-tale canons, only slightly breaking them, trying to give dynamism to the narrative. All of these things make it possible to talk about the individuality and uniqueness of the stylistic manner of Voronezh storytellers. Further study of the language and style of Russian storytellers will give the opportunity to identify the language characteristics of each writer, as well as the contribution they made to the development of folk-poetic language.
Михайлова Е.В., Тархова Л.А.. ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ДЕНЕЖНЫХ ЕДИНИЦ В АНГЛОЯЗЫЧНЫХ БИБЛЕЙСКИХ И КОРАНИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ
В жизни любого современного общества деньги служат одной из основ материального благополучия и экономической независимости нации. Информация об истории возникновения и использования денежных единиц в том или ином государстве, а также денежных отношений, безусловно, позволяет получить достаточное представление о ценностях того или иного социума. Системы христианских и мусульманских государств базируются на определенных ценностях, которые содержатся в Новом Завете и Коране. Россия, являясь многонациональным государством, может развивать свои отношения как с европейскими, так и восточными странами на схожести религиозных канонов. Библейская и кораническая лексика хранит в себе культурно-историческую информацию и образует образную христианскую и мусульманскую картины мира. Изучение библейской и коранической лексики в диахронии, в лингвокультурологическом аспекте, связано с проблемой взаимодействия языка, культуры и религии. Данная статья посвящена лингвокультурологическому исследованию лексики, обозначающей названия монет, денежных единиц и их сумм в текстах ранних и поздних англоязычных версий Библии и Корана (XVII-XXI вв.) с целью выявления национальной специфики культурных и экономических изменений, проявляющихся в них. В поздних англоязычных библейских и коранических текстах при выборе указанной лексики происходят различного рода субституции под действием определенных лингвальных и экстралингвальных факторов. Названия британских денежных единиц, используемые в ранних версиях Библии (King James Version) и Корана (перевод Джорджа Сейля), подвергаются заменам в современных версиях (Today's New International Version и перевод Абдуллы Юсуфа Али). В современных текстах версии TNIV упоминаются названия римских монет, американских и - реже - британских денежных единиц. Абдулла Юсуф Али старается сохранять при переводе названия арабских денег, находившихся в обороте в эпоху Арабского халифата VII века. Особенности перевода данной лексики зависят не только от времени, когда создавались версии, но и от того, представителями какой национальности они выполнялись. В текстах находят свое отражение процессы инфляции и особенности развития экономики той или иной страны. В каждом случае создатели тех или иных англоязычных версий Библии и Корана старались использовать те языковые единицы, которые были бы, с одной стороны, понятны их современникам, а с другой стороны, вызывали бы у них веру в описываемые события, происходившие в те далекие времена.
In the life of any modern society money is one of the foundations of the material well-being and economic independence of the nation. Information about the history of the emergence and use of monetary units in a particular state as well as monetary relations, of course, allows us to get a sufficient idea of the values of a particular society. The systems of Christian and Muslim states are based on certain values contained in the New Testament and the Quran. Russia being a multinational state can develop its relations with both European and Eastern countries on the similarity of the religious canons. Biblical and Quranic vocabulary contains cultural and historical information and forms a figurative Christian and Muslim picture of the world. The study of Biblical and Quranic vocabulary in diachrony, in the linguocultural aspect, is associated with the problem of the interaction of language, culture and religion. This article deals with the linguistic and cultural research of the vocabulary denoting the names of coins, monetary units and their amounts in the texts of the early and late English Bible and Koran Versions (XVII-XXI cc.) in order to identify the national specifics of cultural and economic changes manifested in them. In later English biblical and Quranic texts, when choosing the indicated vocabulary, various kinds of substitutions occur under the influence of certain lingual and extralingual factors. In the early Bible (King James Version) and Qur'an (George Sale's translation) versions the used names of the British currency units are replaced in the modern versions (Today's New International Version and the translation of Abdullah Yusuf Ali). In the TNIV texts, the names of Roman coins, American and less often British currency units are mentioned. While translating Abdullah Yusuf Ali tries to keep the Arab money names being in circulation during the era of the Arab caliphate of the 7th century. Specific features of this vocabulary translation depend not only on the time when these versions were created, but also on the nationality of the translators. The texts reflect the process of inflation and the characteristics of the country economy development. In any case, the creators of the various English Bible and Qur'an Versions tried to use those language units that, on the one hand, would be understandable to their contemporaries, and, on the other hand, would inspire their faith in the described events that took place in those distant times.
Перфильева З.Е., Хорошева Н.В.. КОМИЧЕСКИЙ ЭФФЕКТ В РОМАНАХ АББАСА ХИДЕРА
Литература эмигрантов и писателей с эмигрантским прошлым стала сегодня органической частью культуры Германии. Проблема интеграции переселенцев и беженцев с сохранением их национальной идентичности в мультикультурном пространстве Германии является в современном контексте особенно актуальной в европейском сообществе. Аббас Хидер - немецкий писатель иракского происхождения, автор четырех романов, лауреат престижных литературных премий Германии. Статья посвящена изучению особенностей творчества А. Хидера, в частности - анализу комического компонента его романов «Ложный индус» (2008), «Апельсины президента» (2011), «Пощечина» (2016). Хидер является представителем сегмента так называемой эмигрантской литературы Германии. Для произведений этого типа наиболее характерными признаками являются серьезность и драматизм, сопровождающие описание таких непростых тем, как эмиграция, бегство, изгнание, лишения, интеграция и самоидентификация на чужбине. Но при знакомстве с творчеством Хидера неожиданно обнаруживаются выразительный юмор и иронический стиль повествования на фоне весьма трагической тематики его произведений. Автору удается с иронией обыгрывать непростые драматические моменты жизни его протагонистов. Цель работы - изучить способы моделирования комического эффекта и его функций в произведениях Хидера. Задачами работы стали рассмотрение основных особенностей художественного мира романов Хидера, выявление и анализ средств, используемых автором для создания комического эффекта, определение форм и функций юмора и иронии в художественной структуре произведений писателя. Особое внимание уделяется роли немецкого языка и специфике его использования автором для создания комического эффекта. Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые предпринята попытка дать анализ форм, функций, приемов и средств комического в творчестве Хидера. Результаты исследования способствуют расширению представления о состоянии современной немецкоязычной литературы, неотъемлемой частью которой стали произведения писателей-эмигрантов.
The literature of emigrants and writers with an emigrant past has become an organic part of German culture today. The problem of integration of immigrants and refugees with the preservation of their national identity in the multicultural space of Germany is especially relevant in the modern context of the European community. Abbas Khider is the German writer of Iraqi descent, the author of four novels, laureate of prestigious literary prizes in Germany. The article is devoted to the main features of his creative work, especially to the analysis of the comic component of his novels «False Hindu» (2008), «President’s Oranges» (2011), «Slap in the Face» (2016). Khider is a representative of the segment of the so-called immigrant literature of Germany. The most characteristic features of his works are seriousness and drama, accompanying the description of such difficult topics as emigration, flight, exile, deprivation, integration and self-identification in a foreign land. When you get acquainted with the works of Khider, expressive humor and an ironic style of narration are suddenly discovered against the background of the tragic themes of his works. The author manages to beat the difficult dramatic moments of his protagonists in the ironical way. The purpose of our work is to study different ways of modeling the comic effect and its functions in the works of Khider. The objectives of the work are to consider the main features of the artistic world of the novels by Khider, identify and analyze the means used by the author to create a comic effect, determine the forms and functions of humor and irony in the artistic structure of the writer's works. A special attention is paid to the role of the German language and the specific character of its use by the author to create a comic effect. The scientific novelty of the study lies in the fact that it was the first attempt to give an analysis of the forms, functions, methods and means of the comic in the work of Khider. The results of the study help to broaden the understanding of the state of modern German-language literature, an integral part of which was the work of emigrant writers.
Токарев Г.В.. К ПРОБЛЕМЕ СООТНОШЕНИЯ РУССКИХ КВАЗИСИМВОЛОВ С КОДОМ КУЛЬТУРЫ
Татья посвящена рассмотрению особенностей кодирования культурного знания средствами квазисимволов - лингвокультурными единицами, выражающими абстрактные идеи и моделирующими поведение человека. Объективация культурных знаний о мире осуществляется с опорой на код культуры, под которым понимается принцип образования, использования и интерпретации знаков различных языков культуры, извлеченных из текстов. Принцип, положенный в основу кода культуры, связан с процессом объективации знания с опорой на различные языки культуры. Как и любой другой код, код культуры составляет систему паттернов, образов-схем. Они представляют собой элементы, соединяющие ментальную и знаковую плоскости. Формирование квазисимвола опирается на наблюдения за культурными практиками. Культурный код связан с базовыми способами объяснения действительности, которые отражены ранними формами религии. Определение культурного кода осуществляется путем буквального прочтения вербальной символической единицы, выделения в ней образного основания, а затем его обобщения, приведения к базовому образу, указывающему на паттерн. В ходе распределения квазисимволов русской лингвокультуры в соответствии с кодами культуры выделено одиннадцать групп. Наиболее представлена группа фетишного кода культуры, что объясняется аналогией с материальной культурой. К наиболее значимым образам фетишного кода относятся одежда, орудия труда, элементы человеческого жилища, вещества, предметы, связанные с движением. Квазисимволы фетишного культурного кода имеют широкий концептуальный охват. Они представляют более ста ментальных аспектов. Посредством данного кода находят выражение наиболее значимые для русского человека представления о достатке, смерти, своем и чужом, о дискретности времени, отклонении от нормы, труде и безделье, наказании, способе решения проблемы. Большинство квазисимволов характеризуется семантической многослойностью. Семантика символа расплывчата, многогранна, калейдоскопична. Каждый символ имеет свои семантические нюансы и условно может быть отнесен в ту или иную концептуальную группу. Квазисимволы отражают наиболее важные ценности лингвокультурного пространства, выступают в роли системы координат в нем.
The article deals with the peculiarities of encoding cultural knowledge by means of quasi-symbols - linguistic and cultural units that express abstract ideas and model human behavior. The objectification of cultural knowledge of the world is carried out with the support to culture code, which refers to the principle of education, the use and interpretation of the signs of different cultural languages, extracted from texts. The principle underlying the culture code is related to the process of objectification of knowledge based on various languages of the culture. Like any other code, the culture code makes up a system of patterns, image schemes. They are elements connecting the mental and symbolic plane. Formating a quasi-symbol is based on observing cultural practices. The culture code is related to the basic ways of explaining reality that are reflected in early forms of religion. The definition of the culture code is carried out by literally reading the verbal symbolic unit, highlighting the figurative basis in it, and then generalizing it, bringing it to the basic image that indicates the pattern. In the course of distributing quasi-symbols of Russian linguistic culture in accordance with the culture codes, eleven groups were identified. The most represented group is the fetish culture code, which is explained by the analogy with material culture. The most significant images of the fetish code include clothing, tools, elements of human habitation, substances, and objects associated with movement. Quasi-symbols of the fetish culture code have a broad conceptual scope. They represent more than one hundred mental aspects. Using this code, the most meaningful ideas for a Russian person are found about wealth, death, their own and someone else's, about discreteness of time, deviation from the norm, work and idleness, punishment, and a way to solve a problem. Most quasi-symbols are characterized by semantic multilayering. The semantics of the symbol is vague, multifaceted, kaleidoscopic. Each symbol has its own semantic nuances and can conditionally be attributed to one or another conceptual group. Quasisymbols reflect the most important values of the linguistic and cultural space and act as a coordinate system in it.
Хабибуллина А.З.. ПРОБЛЕМА СОПОСТАВИТЕЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ЭЛЕГИИ В РУССКОЙ И ТАТАРСКОЙ ПОЭЗИИ
В статье рассматривается жанр элегии в аспекте сопоставительной поэтики русской и татарской литератур. Установлено, что корреляции элегии как художественной формы в национальных литературах относятся к малоизученным вопросам в современной компаративистике. Проблемизирует исходную ситуацию тот факт, что элегия не вошла в круг традиционных жанров татарской лирики XIX в., хотя связанные с ней мотивы и элегический модус художественности по-своему проявились в творчестве поэтов начала XX века: Г. Тукая («Разбитая надежда», «Национальные мелодии»), Дэрдменда («Прошумит ли ветер», «В тоске я лежу порой»), Ш. Бабича («Душа моя»). В настоящее время к жанру элегии активно обращаются в татарском литературоведении с целью объяснить какие-то аспекты восточных канонических жанров, в частности, марсии. Сделан вывод о том, что истоки «встречных» процессов, способствующих «отвердеванию содержания» элегии как самостоятельного жанра в татарской литературе 60-80 гг. XX в. лежат в области ее авангардных поисков. Фактической основой исследования стал цикл элегий Роберта Ахметзянова «Көзге элегияләр» («Осенние элегии», 1973-1985). Установлено, что в элегиях татарского поэта нашла выражение субъективность мировосприятия как важнейшая и универсальная черта поэтики жанра. Это хорошо иллюстрирует главная тема его поэтического цикла - тема любви и воспоминаний об утраченном чувстве. Субъект элегии, являясь носителем художественных переживаний, самоценен в этом состоянии, тем самым он оказывается свободным от других привязанностей и устремлений в жизни. Особое место в элегии занимает созданный лирическим героем, его переживаниями, автономный мир, замещающий внеположенную ему действительность. На примере анализа субъектно-объектной структуры цикла элегий Ахметзянова доказывается, что элегия приобретает свое место в татарской литературе, она становилась «узнаваемой», «видимой», в том числе, с точки зрения принципов ее создания и приемов жанра.
The article studies the genre of elegy in the aspect of comparative poetics of Russian and Tatar literature. It is stated that correlations of elegy as a figurative form in national literature corresponds to poorly studied issues in modern comparative studies. The original situation is problematized by the fact that elegy was not included in the range of traditional genres of Tatar lyrics of the late XIX century although motive and elegical modus of figurativeness have been expressed in their own way in the works of poets of the early XX century: G. Tukai ("Broken hope", "National melodies"), Derdmand ("Will the wind rustle…", "Sometimes I lie in anguish"), Sh. Babich ("My soul"). Currenntly in Tatar literary studies they actively address to the genre of elegy with the aim of explaining some aspects of Oriental canonical genres, Marcia, in particular. The conclusion is that the origins of «counter» processes, that contribute to the "solidifcation of the content" of elegy as independent genre in tatar literature of 60-80 years of the XX century lie in the sphere of its' avant-garde searches. Factual basis of the study became the cycle of elegies by Robert Akhmetzyanov "Kozge elegiyalar" ("Autumn elegies", 1973-1985). It is stated that in elegies of Tatar poet subjectivity of world perception has found its' expression as the most important and universal feature of the genre's poetics. That is well illustrated by the main theme of his poetic cycle - theme of love and recollections of the lost feeling. The elegy subject being a carrier of figurative experiences is self-valuable in this state thus it turns out to be free from other affections and aspirations in life. Special place in elegy is taken by the offline world created by its' lyrical character, his experiences, replacing reality outside of it. On the example of the analysis of the subject-object structure of the Elegy cycle by Akhmetzyanov it is proved that elegy takes its' place in Tatar literature, it became "recognizable", "vivid" as well as from the point of view of its creation and the genre techniques.
Черкес Т.В.. ИМЯ ГЕРОЯ КАК МАРКЕР ЭВОЛЮЦИИ БАЛЛАДЫ
В статье освещаются типы именования балладных героев в контексте жанровой эволюции. В номинации предромантических баллад конца XVIII в. выявляется тенденция к созданию национальной баллады: многие герои получают русские имена (перенесение внимания с интересов государства на судьбу отдельного человека). Имя собственное несет дополнительную смысловую нагрузку, становясь средством характеристики персонажа, а обращение к событиям старины получает дальнейшее развитие в исторической линии развития жанра. В эпоху романтизма, согласно принципу антропоцентризма, имя героя выносится в название баллады. В первой трети ХIХ в. зарождение/становление национального самосознания приводит к появлению исторических баллад, в которых имена героев, прецедентных деятелей русской истории и культуры, выполняют «функцию социальной маркировки», приобретая структуру: «имя» - «фамилия»/ «прозвище». Параллельно развивается мифологическая баллада (продуктивный вектор балладной эволюции), в названиях которой отражается обращение к архетипическим фольклорным образам (наиболее популярным персонажем / номинацией является русалка). В балладах Серебряного века возрастает роль интертекстуальных связей, а в именованиях героев отражаются поиски ответов на философские вопросы современности. Наряду с развитием мифологической баллады на рубеже ХIХ-ХХ вв. как следствие принципа жизнетворчества появляются произведения, героем которых становится поэт-демиург, преобразователь Вселенной (в номинациях отражаются имена поэтов-современников). Баллада советского периода по объективным историко-литературным причинам становится социальной поэзией, а имя собственное (влияние отдельной личности на событие) все чаще замещается апеллятивом, подчеркивающим общественную (коллективную) функцию человека. На рубеже ХХ-ХХI вв. мировоззренческий кризис приводит к децентрированности личности, что находит отражение в аперсонализации героев баллады. Безымянность персонажей баллады ХХI вв. свидетельствует о стремлении автора обратиться к фобиям коллективного бессознательного, становится рефлексией над травмой, попыткой преодоления страха, а также способом познания таинственного и непостижимого мироздания.
The article highlights the name types of ballad heroes in the context of genre evolution. A tendency for the national ballad creation is revealed in the range of pre-romantic ballads of the late XVIII century - many heroes receive the Russian names (shift of attention from the interests of the state to the fate of an individual). Here, the proper name carries an additional semantic load, becoming a tool to describe a character, when the appeal to the antic events is further developed in the historical line of the genre. In the era of romanticism, according to the principle of anthropocentrism, the hero's name is introduced into the ballad name. In the first third of the nineteenth century, the emergence / formation of national self-consciousness leads to the productive development of historical ballads, in which the names of heroes, precedent figures of Russian history and culture, perform the "function of social marking", acquiring the structure: "name" - "surname"/ "nickname". In parallel, the mythological ballad (a productive vector of ballad evolution) is developing, where the titles reflect an appeal to archetypal folklore images (the most popular character/nomination is the mermaid). The role of intertextual connections is growing in the ballads of the Silver Age, when the heroes' names reflect the search for answers to philosophical questions of the modern time. Along with the development of the mythological ballad at the turn of the nineteenth and twentieth centuries, and, as a consequence of the life creation principle, some pieces of work appear where a hero is a poet-demiurge, a transformer of the Universe (the names of contemporary poets are reflected in the titles). Because of the objective historical and literary reasons, the ballad of the Soviet period becomes a social poetry, and a proper name (influence of an individual person on an event) is increasingly replaced by an appellative that emphasizes the social (collective) function of a person. At the turn of the 20th-21st centuries, the ideological crisis leads to decentration of a personality, which is reflected in the apersonalization of the ballad heroes.The namelessness of the ballad characters of the 21st century attests the author's aspiration to appeal to the phobias of collective unconscious, it becomes a reflection of a trauma, an attempt to overcome the fears, as well as a way of learning the mysterious and incomprehensible universe.