Журнал «Филоlogos»
Аннотации статей.
Архангельская Ю.В.. Словарь инноваций Л.Н. Толстого: ближний круг
Работа, начинающая цикл статей о языковых и речевых новообразованиях Л.Н. Толстого, представляет издание: «Лев Толстой в языке и речи: Словарь инноваций (лексика, фразеология, афористика)», 2016 (авт. - Ю.В. Архангельская). В статье освещаются принципы создания и макроструктура Словаря, цель которого - осветить с разных сторон креативные возможности уникальной языковой личности, которые проявляются, по мнению автора статьи, прежде всего в том, что благодаря ей в язык и речь вошли и продолжают входить новые слова, новые значения известных слов и новые устойчивые выражения. В первой статье цикла более подробному анализу подвергаются собранные в Словаре лексические и фразеологические единицы, которые создавал и использовал Толстой в узком кругу посвященных лиц, - камерные слова и фразеологизмы, бытовавшие преимущественно в семье, среди родных, друзей и близких дому людей. Камерные (семейные) толстовские новообразования, зафиксированные в Словаре, были выбраны из дневников, писем Льва Толстого, из мемуарной и биографической литературы о писателе. Автор статьи группирует данные единицы в шесть тематических групп (микротопонимы; единицы, называющие внутренние помещения дома; прозвища людей; ситуативные инновации; новообразования с абстрактным значением, называющие различные реалии мировоззренческого характера; инновации-эвфемизмы, заменяющие слова «умереть» и « смерть» , а также выражения, характеризующие приготовление к смерти) и подвергает подробному анализу единицы каждой группы. Вторая статья данного цикла (в следующем номере журнала) будет посвящена исследованию общеупотребительных инноваций Толстого и его избранным афоризмам, которые также вошли в представляемое издание.
The work, beginning the cycle of articles on language and speech innovations of L.N. Tolstoy, represents the issue: "Leo Tolstoy in language and speech: the dictionary of innovations (lexis, pharseology, aphoristics)", 2016 (auth. - Ju.V. Arkhangelskaya). The article clarifies the principals of creation and macrostructure of the Dictionary, the aim of which is to highlight from different points the creative possibilities of unique language identity, that are exhibited, in the opinion of the author of the article, first of all in the fact that because of it new words, new meanings of known words and new set expressions appear and continue appearing in the language and speech. In the first article of the cycle collected in the Dictionary lexical and phraseological units, which Tolstoy created and used in a small circle of devoted people - the chamber words and phraseological units, used mainly in the family, among relatives, friends and people close to the house, undergo more detailed analysis. Chamber (family) Tolstoy's innovations, recorded in the Dictionary, were collected from diaries, L.N. Tolstoy’s letters, from memoir and biographic literature about the writer. The author of the article organizes these units in six thematic groups (microtoponyms; units naming the rooms of the house; nicknames of people; situational innovations; innovations with abstract meaning, naming different realias of world view nature; innovations-euphemisms, replacing the words "death" and "die", as well as expressions characterizing the preparation for death) and analyses in detail the units of each group. The second article of this cycle (in the next issue of the magazine) will be devoted to the analysis of commonly used innovations of L.N. Tolstoy and his selected aphorisms which are also included in the represented issue.
Борисова Н.В.. Первая мировая война в дневниках Михаила Пришвина
В статье анализируются дневниковые книги М. Пришвина, относящиеся к 1914-1915 годам. В центре внимания - картина военных действий на Западном фронте. Очень интересны пришвинские впечатления от Галиции, где отчетливо обозначена глубокая пропасть между западным и русским миром: запрет русского языка, страшная трагедия православной церкви, религиозная и этническая нетерпимость. Война не делит людей на классы или сословия, ибо разрушены все границы образования, воспитания, культуры, социального положения. Писатель отчетливо понимает, что первая мировая война роковым образом скажется на судьбе России, «положит грань совсем новой жизни». В дневнике возникает картина величайшего напряжения, самоотречения, самопожертвования. Пришвин потрясен силой духа и гуманностью русских солдат, офицеров, врачей, сестер милосердия, спасающих раненых под артиллерийскими обстрелами. В этих страшных условиях человек проходит чудовищные испытания, возрастая духовно, словно «взбирается на неприступную гору». Несмотря на ужасы «кровавого времени», Пришвин открывает для себя формулу жизни, нравственный императив: даже на войне «добро превыше всего».
M. Prishvin’s diaries of 1914-1915 are analyzed in the article. Military events on the Western front are considered here. Prishvin’s impressions of Galicia are very interesting. The writer reveals a deep gap between the Western and Russian worlds: the prohibition of the Russian language, tremendous tragedy of the Orthodox Church, religious and ethnic intolerance. The war does not divide people into classes or social categories, because all the social boundaries, the boundaries of education, upbringing, and culture are destroyed. The writer clearly understands that the First World War will have a fatal effect on the destiny of Russia, "will initiate a completely new life". In the diary there is a picture of the greatest tension, self-denial, self-sacrifice. Prishvin is astonished by the strength of spirit and humanity of Russian soldiers, officers, nurses rescuing the wounded under artillery fire. In these terrible conditions, a person goes through awful trials, growing spiritually, as if "climbing an inaccessible mountain". Despite the horrors of the "bloody time" the writer formulates a moral imperative for himself: good is above all even in the war.
Горина М.М.. Реформа словацкого литературного языка 1852 года и кодификация А. Бернолака
Статья посвящена исследованию генезиса и изменений словацкого литературного языка, кодифицированного в середине XIX века в ходе двух реформ: 1844 и 1852 года. Окончательный вариант языка стал итогом консенсуса между католиками и протестантами, имевшими разные книжно-письменные традиции. В 1852 году М. Гаттала создал на основе кодификаций протестанта Л. Штура и католика А. Бернолака, а также трудов протестанта М.М. Годжи компромиссный вариант литературного языка, вобравший в себя фонетические и морфологические черты западнословацких и среднесловацких говоров. Благодаря этому «Краткая грамматика словацкого языка» стала кодификацией общенационального литературного языка словаков. В статье на основе функционального и сравнительно-сопоставительного методов исследуется на уровнях фонетики, морфологии и орфографии влияние первой кодификации словацкого литературного языка А. Бернолака (1787) на «Краткую грамматику» М. Гатталы. Анализ кодификаций А. Бернолака и М. Гатталы продемонстрировал их органическую взаимосвязь. Под влиянием работ А. Бернолака в «Краткой грамматике» появляются типичные западнословацкие формы (флексии ie, ovie у существительных мужского рода), унифицируются парадигмы существительных по роду (у имен мужского рода остаются только флексии с показателем - o во множественном числе - duboch, dubom), появляется парадигма адъективалий твердой разновидности с гласным é в окончаниях (dobré, dobrého, dobrému), глаголы типа milovať. Вместе с тем «Краткую грамматику словацкого языка» М. Гатталы отличает ряд оригинальных черт. Прежде всего Гаттала объединил этимологический принцип орфографии (включил в систему правописания графемы y и i) с фонематическим, чего не делали его предшественники, а также добавил новые графемы (ô) и фонемы (ä, ľ). В результате словацкий литературный язык, реформированный М. Гатталой, помог преодолеть многовековую разобщенность словацких католиков и протестантов в языковом отношении и приобрел статус общенационального.
The article is dedicated to the study of the genesis and changes in the Slovak literary language, codified in the middle of the XIX century during two reforms of 1844 and 1852. The final version of the language was the result of a consensus between Catholics and Protestants who had different literary traditions. In 1852, M. Gattala created on the basis of the codifications of the Protestant L. Shtur and the Catholic A. Bernolak, as well as the works of the Protestant M. Goji, a compromise version of the literary language, incorporating the phonetic and morphological features of the West Slovak and the Central Slovak dialects. Thanks to that fact "A Concise Slovak Grammar" became the codification of the national literary language of the Slovaks. In the article, the influence of the first codification of the Slovak literary language by A. Bernolak (1787) on "A Concise Slovak Grammar" of M. Gattala is studied at the levels of phonetics, morphology and orthography on the basis of functional and contrastive-comparative methods. The analysis of the codifications of A. Bernolak and M. Gattala demonstrated their harmonious interrelation. Under the influence of A. Bernolak’s works, typical Western-Slovak forms appeared in "A Concise Slovak Grammar" (endings ie, ovie in masculine nouns), the noun paradigms of the genus were unified (in masculine terms only endings with the -o in the plural - duboch, dubom), in the paradigm of the adjectives flexions with the vowel é in the endings (dobré, dobrého, dobrému) and verbs like milovať with the suffix ovať appeared. At the same time, M. Gattala’s "A Concise Slovak Grammar" had a number of original features. First of all, Gattala combined the etymological principle of orthography (he included graphemes y and i in the orthography system) with the phonemic one, which his predecessors did not do, and added new graphemes (ô) and phonemes (ä, ľ). As a result, the Slovak literary language, reformed by M. Gattalla, helped to overcome the centuries-old disunity of Slovak Catholics and Protestants in terms of language and it was accepted as the national language.
Дудина Т.П.. В.А. Жуковский versus К.-В. Рамлер: перевод кантаты «Смерть Иисуса» как культурно-семиотический парадокс
Признавая переводческую деятельность несомненным актом межкультурной коммуникации, автор предлагаемой статьи ставит перед собой задачу доказать, что неизбежно возникающий диалог между оригиналом и переводом выявляет культурный контраст, базирующийся на ряде факторов, обусловленных различиями в лингво-, этно- и социокультурах автора и переводчика. Социально-исторические аспекты, мотивационные и содержательные моменты и духовные стратегии в сфере коммуникации выявляют ряд противоречий и оказывают влияние на характер межкультурного диалога: коммуникативный (переводческий) опыт приводит Жуковского к осознанию различия «чужого» и «своего», а признание права «чужого» на существование не отменяет культурных различий, порождающих особую природу диалогизма перевода кантаты К.-В. Рамлера. В связи с этим возникает вопрос о соотношении национального/авторского мирообраза и жанровой содержательности художественного текста, ответ на который позволяет автору статьи сделать некоторые выводы. Во-первых, сложный комплекс противоречий Жуковского есть зеркальное отражение расколотого сознания эпохи, когда попытки примирения материально-практического и трансцендентно-духовного отражаются в ожесточенной полемике, формирующей особую природу последующего внутрикультурного диалога всего XIX столетия, важнейшей составляющей которого, несомненно, является христианско-православный компонент. Во-вторых, синкретическая музыкально-поэтическая жанровая форма кантаты, ориентированная на создание образа Христа, сложного в своей психологической конкретности, формирует текст со сложным ритмико-интонационным рисунком, сочетающий повествовательность (речетатив) и лирическую медитативность (ария), религиозный экстаз (хор) и публицистичность (дуэт, соло). В-третьих, наполненное определенным смыслом слово создает посредством изменения иное значение, которое расширяет содержание и объем понятия и, таким образом, становясь разнофункциональным, формирует новую семиосферу слова «смерть» в рассматриваемом произведении: «смерть-страдание» Рамлера трансформируется в «смерть-подвиг» у Жуковского. В-четвертых, меняется концепция личности, базирующаяся на несовпадении положительных качеств человека и его телеологии, аксиологических границ идеала и тех форм существования, которые были предложены и приняты. Древняя антропологическая модель покорно принимающей смерть «души» заменяется в произведении на модель претендующей на свободу «личности», готовой претерпеть страдания и смерть во имя Христа, а значит, во имя дарованной им жизни.
Acknowledging the translator's activity as an indubitable action of inter-cultural communication, the author of the given article puts an aim of proving that an inevitably arising dialogue between the original text and its translation reveals the cultural contrast based on a series of factors, which are caused by differences in linguo-, ethno- and sociocultures of an author and a translator. Social and historical aspects, motivation and content peculiarities and spiritual strategies in communication sphere reveal a series of contradictions and influence the character of inter-cultural dialogue: communicative (translator's) experience leads Zhukovsky to realizing the difference between "a stranger" and "one of familiar people", and admission of "the stranger's" right for existence does not cancel cultural differences, that generate a special nature of the dialogue form in K.-V. Ramler's cantata translation. This raises the question of correlating national / the author's world image and the genre content of the fiction text, the answer to it gives the author of the article an opportunity to make some conclusions. First, the intricate complex of Zhukovsky's contradictions is a looking-glass reflection of broken consciousness of the epoch, when attempts to reconcile the material-practical and the transcendent-spiritual are reflected in embittered polemics, which forms a particular nature of the subsequent inner-cultural dialogue of the whole XIXth century, the most important part of which is certainly the Christian- orthodox component. Second, syncretic musical and poetic genre form of the cantata which is oriented to creating the Christ's image, complicated in its psychological specific character, organizes the text with a complicated rhythmic-intonational pattern, which combines narrativeness (recitative) and lyrical meditative form (aria), religious ecstasy (chorus) and publicistic form (duet, solo). Third, a word filled with a certain sense makes a different meaning, which widens the content and the volume of the concept and thus, becoming hetero-functional, forms a new seme-sphere of the word "death" in the analyzed work: "death-suffering" of Ramler transforms into "death-feat" of Zhukovsky. Forth, the conception of personality based on non-coincidence of a person's positive qualities and his teleology, axiological boundaries of the ideal and the forms of existence that were suggested and adopted, is changed. The ancient anthropological model of the "soul" obediently accepting death is changed in the work to the model of the "personality" aspiring to freedom, ready to endure suffering and death in the name of Christ and thus in the name of life granted by him.
Иванюк Б.П.. Песня литературная: словарный формат
Статья предлагает словарную версию одного из наиболее распространенных жанров мировой лирики - литературной песни, представленной в разных национальных и региональных вариантах. Ее аналитическое описание основывается на трех жанрообразующих параметрах - тема, стиль, имплицитный субъект исполнения. Определяются три тематических круга П.л. В первый входят произведения, воспроизводящие типичные жизненные обстоятельства, события и занятия (трудовая, любовная, колыбельная, застольная, солдатская, маршевая, тюремная и др.), во второй - обусловленные временными эпизодами национальной или региональной истории и культуры разных народов (немецкие миннезанг и майстерзанг, средневековые провансальские канцона, мадригал, тенсона, сирвента, пасторелла, старофранцузские дескорт, эстампида, а также гусарская, революционная и др.), в третий - эксклюзивные и маргинальные в тематическом отношении. Обозначается и такой параметр П.л., как жанровый (лирический) пафос, выраженный в стиле и нередко номинированный названием, в частности, тематическим. Систематизируются песни и на основе вводимого понятия имплицитного исполнителя, представленного двумя субъектами - лирический герой как персонифицированный двойник автора и одушевленный (либо неодушевленный) песенный персонаж - субъект персонажной песни, разработанной в трех разновидностях: хоровая, дуэтная и сольная. Уделено особое внимание - генезису и поэтике П.л., прежде всего, восточнославянской, ее отличиям от близкородственных песенных жанров - (кантата и романс), ее роли композиционной вставки в романе, повести, поэме, драме, песенным циклам. Упоминаются формы национальной (и региональной) жанровой традиции: западноевропейский абад, провансальская альба, старофранцузские вилланель и вирелэ, французская бержеретта, испанская и португальская кантига, латышская дайня, румынская и молдавская дойна, японская хонкадори, приводятся «песенные» свидетельства освоения одной национальной культуры другою (переводы, подражания, обработка и т.д.), подчеркивается - исторически относительный характер тематических и стилевых ориентиров П.л. (сентименталистская, романтическая, авторская), а также значение песенных антологий и сборников - как коллективных, так и авторских - в музыкальной культуре разных народов.
The article offers a dictionary version of one of the most common genres of the world lyrics - literary song, presented in different national and regional variants. Its analytical description is based on three parameters of a genre - the theme, the style, the implicit subject of a performance. Three thematic circles of a literary song are identified. The first consists of works that reproduce typical real-life circumstances, events, and classes (labor, love, lullabies, drinking, soldier’s, marching, prison, etc.), the second includes works of national or regional history and culture of different peoples according to the temporary episodes (German minnesang and mastersong, medieval Provencal canzone, the Madrigal, tenson, sirvente, pastorella, old French escort, estampida, and hussar, revolutionary, etc.), the third consists of thematically exclusive and marginal songs. The author of the article defines such a parameter of a literary song as the genre (lyric) pathos, expressed in the style and often nominated by a thematic name. Songs are classified on the basis of an introduced concept of an implicit performer represented by two subjects - a lyrical hero as a personified double of the author and an animate (or inanimate) character of a song - the subject of a character song, designed in three types: choral, duet and solo. Special attention is given to the genesis and poetics of a literary song, primarily East Slavic, to its differences from the closely related song genres (the cantata and the lyrical song) and its role as a compositional insertion in a novel, story, poem, drama and song cycles. Forms of national (and regional) genre traditions are mentioned: West European Abad, Provencal Alba, old French villanella and virelai, French bergerette, Spanish and Portuguese Cantiga, Latvian Daina, Romanian and Moldavian Doina, Japanese honkadori, "song" evidences of the assimilation of one national culture by another are given (translations, imitations, processing, etc.), the historically relative character of thematic and stylistic marks of a literary song is emphasized (sentimental, romantic, art song), as well as the importance of song anthologies and collections, both collective and authors in the musical culture of different peoples.
Ивыгина А.А., Данилова Ю.Ю.. Этнонимы «русский» и «немец» как маркеры самоидентификации личности: на материале автобиографического романа российского немца Якова Иккеса «На задворках распятой страны»
Этнолингвокультурный код личности складывается из триединства «язык - культура - этнос». Однако зачастую мы наблюдаем утрату этого кода этническими (российскими) немцами. В качестве одного из показателей можно обозначить написание и издание большинства их произведений на русском языке. В целом сегодня можно и нужно отметить недостаточную изученность особенностей литературного наследия российских немцев, необходимость комплексного изучения через художественные тексты проблемы их этнолингвокультурной самоидентификации. В данной статье предпринимается попытка провести комплексный языковой анализ маркеров, репрезентирующих этнолингвокультуру российских немцев, в частности, описать функционирование в автобиографическом романе Я. Иккеса «На задворках распятой страны» этнонимов «русский» и «немец» как этнолингвокультурных кодов самоидентификации личности автора-героя. С помощью лингвистического анализа через призму триединства «язык - культура - нация» было установлено, что Я. Иккес (автор и герой произведения в одном лице) через долгие годы приходит к полному осознанию того, что он российский немец Поволжья, поскольку именно Поволжье считает своей малой родиной, а большой - всю Россию. Он демонстрирует свою принадлежность к географическому, культурному, духовному и языковому пространству своего села и страны, желание выразить отношение к этой земле, единение с ее народом, однако Иккес, как и любой российский немец, находящийся вдалеке от своей родины, ощущает и идентифицирует себя «чужим среди своих».
An ethnologic and linguocultural code of a person consists of the trinity "a language - culture - an ethnic group". However, we often notice the loss of this code by the ethnic (Russain) Germans. Writing and publishing most of their works in Russian can be taken as one of the indexes. Generally, it is possible and even necessary to note insufficient knowledge of the particular qualities of the Russian Germans’ heritage, the necessity of a complex research of their ethnologic, linguistic and cultural self-identification through fiction. An attempt to make a complex linguistic analysis of signs that represent ethnologic and linguistic culture of the Russian Germans and to describe functioning of ethnonyms "a Russian" and "a German" as ethnologic and linguocultural codes of self-identification of author-hero’s personality in autobiographical novel "On the outskirts of the crucified country" by J. Ickes is made in this article. By means of the linguistic analysis through the trinity "a language - culture - an ethnic group" it was discovered that in long years J. Ickes (the author and the character at the same time) comes to the realization that he is a Russian German of the Volga region as he considers exactly the Volga region to be his small motherland and all Russia to be his large one. He demonstrates his belonging to the geographic, cultural, spiritual and linguistic area of his village and country, his wish to express his attitude to this land, connection with its people, however, Ickes as any Russian German who is far from his motherland identifies himself as a foreign native.
Кадим Мундер Мулла. Устаревшая лексика русского языка: архаизмы (на материале произведения Л.Н. Толстого «Кавказский пленник» и статьи «Несколько слов по поводу книги "Война и мир"»)
В статье рассмотрены семантические и стилистические мотивации использования устаревшей лексики (архаизмов) в тексте художественного произведения. Репрезентирована специфика функционирования оного процесса на фоне особенностей современного русского литературного языка. Акцентировано внимание на том, что пласт устаревших лексических единиц принадлежит к числу национально-специфичной лексики, освоение которой формирует понимание природы актуализированного языка. Кроме того, необходимо отметить, что семантика архаизмов является культурно соизмеримой: последнее объяснимо тем, что деактуализация языковых единиц позиционируется как параллельная соотносимо с социокультурными и политическими изменениями. Акцентируется внимание, что в процессе изучения устаревшей лексики актуального русского литературного языка исследователь сталкивается с процессом архаизации слов, развертываемым в границах внутреннеязыковых и внеязыковых факторов, характер оного при этом представляется автору многослойным. Подчеркнуто, что изменения, актуализированные в языке под влиянием экстралингвистических детерминант, представлены большой степенью лексической языковой плоскостью, поскольку идентифицированы посредством процесса архаизации слов либо их значений, а также через появление новых слов либо развитие иных значений в последних.
The article considers semantic and stylistic motivations for using obsolete lexicon (archaisms) in the text of a literary work. The specifics of the functioning of this process are presented against the background of the features of the contemporary Russian literary language. Attention is focused on the fact that the layer of obsolete lexical units belongs to the nationally specific vocabulary, the development of which forms an understanding of the nature of the actualized language. In addition, it should be noted that the semantics of an archaism is culturally commensurate: the latter is explained by the fact that obsoleting of linguistic units is positioned as parallel to the sociocultural and political changes. Attention is drawn to the fact that in the process of studying of the outdated vocabulary of the contemporary Russian literary language, the researcher encounters the archaization of words unfolding within the boundaries of the internal and extralinguistic factors, the character of which at the same time seems to the author to be multilayered. It is emphasized that the changes actualized in the language under the influence of extralinguistic determinants are represented by a large degree in lexicon, because they are identified through the process of archaizing of words or their meanings, as well as through the appearance of new words or the development of other meanings in the latter.
Крамарь О.К.. К вопросу о сценическом алгоритме «полной повести» Т.В. Чурилина «Конец Кикапу»
Предметом рассмотрения в данной статье являются разножанровые произведения Т.В. Чурилина с одинаковыми названиями. В одном случае - это стихотворение «Конец Кикапу», опубликованное в дебютном сборнике «Весна после смерти» (1915), в другом случае - это прозаическая «полная повесть» «Конец Кикапу», вышедшая отдельным изданием в футуристическом издательстве «Лирень» (1918). В статье рассматриваются различные литературоведческие трактовки образа главного героя произведений с различными жанровыми интенциями, а также заключения о его прототипической и протофактической основе. В процессе сопоставительного анализа двух произведений обнаруживаются факты, позволяющие говорить о стихотворении «Конец Кикапу» как о творческом импульсе к созданию сценического «действа» повести с таким же названием. При этом речь идет не о сценической адаптации художественного произведения, а о специфическом типе творческого сознания, предполагающего аудиовизуальную проработку литературного материала. Будучи человеком театральным, Чурилин стремился привнести в литературное произведение средства сценической выразительности, прибегая при этом к жестовой детализации словесных описаний, к использованию таких сценических и игровых ресурсов, как декорация, освещение, костюмы, музыка, жесты, позы, взгляд. Многие из его мизансцен опираются на «каталогизированные» описания действий, зафиксированных в стихотворном тексте. На театральность мироощущения Чурилина указывают факты его знакомства с репертуаром современного ему театра и с экспериментальными режиссерскими опытами В.Э. Мейерхольда и А.Я. Таирова. Проведенное исследование расширяет представление о творческой индивидуальности писателя, о специфических особенностях его мироощущения и мирообраза. Актуализация сценической выразительности в повести «Конец Кикапу» имеет непосредственное отношение к проблеме взаимодействия художественных кодов различных видов искусства в прозаическом творчестве Т.В. Чурилина.
The article is devoted to T.V. Churilin’s works with the same title which belong to different literary genres. The first work is the poem "The End of Kickapoo" published in the inaugural issue "Spring after Death" (1915). The second one is the prose "full story" "The End of Kickapoo", a separate edition published in the futuristic publishing company "Lyren’" (1918). The article discusses different literary interpretations of the image of the protagonist in the works according to different genre intentions and also his prototypical and protoreal basis. The contrastive analysis of the two works shows the poem "The End of Kickapoo" as a creative impulse for the staging of the novel with the same title. The author of the article does not discuss the stage adaptation of a piece of fiction but a specific type of a creative mind capable of audiovisual study of a literary work. As a theatrical person Churilin tried to insert means of dramatic art into a literary work using gestures instead of word descriptions and such stage and play resources as scenery, lighting, costumes, music, gestures, poses, glances. Many of his stage settings are based on the listed actions from the poem. Churilin’s knowledge of the contemporary theatre repertoire and experimental stage directions of V.E. Meyerkhold and A.Ya. Tairov prove his theatrical thinking. The research expands our view of the writer’s creative individuality, the specific features of his world perception. The actualization of dramatic art in story "The End of Kickapoo" is connected with the problem of interaction between different codes of different art forms in Churilin’s prose works.
Матыцина М.С.. Дискурс миграционного кризиса в материалах глобальных СМИ
В статье в рамках критического дискурс-анализа исследуются лингвистические особенности дискурса миграционного кризиса - последствие политических изменений, охвативших Европу во время косовского кризиса 1999 года. В основе критического дискурс-анализа лежит понимание дискурса как формы социального взаимодействия, что позволяет, на наш взгляд, выяснить, как идеология, т.е. принятая в том или ином обществе система взглядов, ценностей и целеустановок, задает форматирующие правила дискурса и определяет его содержание. Автор проводит исследование дискурсивного номинирования мигрантов в мировой прессе за первые три месяца 1999 года, выделяет основные дискурсивные стратегии и механизмы их реализации. Выбор означенного временного периода обусловлен появлением большого количества статей по данной проблематике в мировой прессе. В результате проведенного анализа были выделены основные лингвистические механизмы реализации стратегии номинации мигрантов, используемые авторами газетных публикаций того времени. Поименная персонификация беженцев, подробное описание их жизни конструирует данный круг лиц как наиболее социально незащищенный с целью формирования сочувственного настроя в отношении этой группы беженцев и представления их жертвами военного конфликта. Гуманизация и виктимизация беженцев стали основными составляющими содержания миграционного дискурса в Европе в начале 1999 года, отражая общий сочувственный настрой к этой категории граждан в анализируемых газетных публикациях. Центральной проблемой для критических лингвистов является обоснование связи между дискурсом как текстом и дискурсом как социальной практикой. В настоящем исследовании предпринимается попытка связать типичные особенности текста как объекта микроанализа с типичными характеристиками общества как объектом макроанализа. Для целостного понимания природы, причин и последствий миграции необходим системный анализ всех дискурсивных стратегий в широком социальном контексте.
The article is a critical discourse analysis investigation on the linguistic features of the migration crisis discourse which is the consequence of the political changes that swept over Europe during the Kosovo crisis of 1999. Within the framework of critical discourse analysis discourse is considered as a form of social interaction, which, in our opinion, allows us to clarify how ideology, a system of views, values and goals adopted in this or that society, forms the rules of discourse and determines its content. The author examines the discursive representation of migrants in the world press in the first three months of 1999, identifies the main discursive strategies and mechanisms for their implementation. The choice of this period is caused by the appearance of a large number of articles on this issue in the world press. This paper is an attempt to identify the main linguistic mechanisms of discourse strategy implementation employed by various newspapers of that time in the ways they represent migrants. The cumulative personification of refugees, a detailed description of their lives constructs this group as the most socially unprotected with the goal of forming a sympathetic attitude towards this group of refugees and representing them as victims of a military conflict. Humanization and victimization of refugees became the main components of the migration discourse content in Europe in early 1999, reflecting the general sympathetic attitude to this category of citizens in the analyzed newspaper publications. The central problem for critical linguists is to provide substantiation of the connection between discourse as a text and discourse as a social practice. In this study, an attempt to relate the typical features of text as an object of microanalysis with typical characteristics of society as an object of macroanalysis is made. A holistic understanding of the nature, causes and consequences of migration requires a systematic analysis of all discursive strategies in a broad social context.
Мельничук В.А.. О семантической динамике слова домогательство
Статья посвящена исследованию семантической динамики слова домогательство в русском языке XVIII-XXI вв. Историко-лексикологические описания конкретных слов, имея продолжительную традицию в русской филологии, играют важную роль в изучении семантических процессов, выявлении закономерностей развития лексической системы на разных этапах существования, создания лексико-семантических типологий. Использование исторических и современных словарей, обращение к Национальному корпусу русского языка в ходе работы над статьей позволило не только подробно описать процесс сужения значения слова домогательство, но и дало возможность рассмотреть механизм развития отрицательной оценки, то есть проследить аксиологическую динамику. В XVIII в. исследуемая лексическая единица была оценочно нейтральной. Однако в контексте слово домогательство способно было приобретать оценочный компонент, особенно при наличии уточняющего определения. На протяжении XVIII - начала XX вв. оно функционирует как оценочно нейтральная единица в языке философской прозы. Однако начиная с конца XIX в. исследуемая лексическая единица стремительно развивает собственную отрицательную оценку, становясь опорным компонентом в составе публицистического клише и широко употребляясь в общественно-политической риторике. В связи с этим устаревает значение 'старание, усилие добиться чего-либо', актуализируется семантический компонент назойливо, изменяется лексическая сочетаемость. Во второй половине XX в. наблюдается снижение частоты употребления слова домогательство: оно постепенно устаревает. Затем в начале XXI в. в связи с переменами, происходящими в общественном сознании, с расширением культурно-информационных связей наблюдается внезапная актуализация узкого значения c отрицательной коннотацией 'назойливое ухаживание', подкрепленное также заимствованием харассмент. Таким образом, развитие у слова домогательство отрицательной оценки было вызвано рядом факторов: сужением значения с последовательной актуализацией семантических компонентов 'назойливо, вопреки чьей-либо воле', влиянием языкового контекста и дискурса.
The article is dedicated to the semantic dynamics of the word domogatelstvo during the XVIII-XXI centuries. The historical and lexical description of definite words has a long tradition in Russian linguistics and possesses a great potential for studying of the lexical system, for understanding the mechanism of its functioning and for creating lexico-semantic typologies. The data of historical vocabularies and contemporary Russian language vocabularies both with the instruments of Russian National Corpus that were used in this article have made it possible to observe not only the process of narrowing of the meaning but also to detail the axiological dynamics of the object of description. The word domogatelstvo did not possess the evaluative meaning in the XVIII century but it has got an evaluative component in contexts, especially if it was combined with an attribute. During the XVIII - early XX centuries it functions as a neutral one for evaluation in the language of philosophy. But at the end of the XIX century this word started impetuous development of its own negative evaluative sign being a bearing component in journalistic cliché, widely used in socio-political rhetoric. As a result the meaning 'diligence, effort to achieve smth' has outdated, the new semantic component 'intrusive' has got its actualisation, its lexical compatibility has changed. In the second half of the XX century we can observe the reducing of the usage of the word domogatelstvo because of its outdating. Then at the beginning of XXI century a sudden actualisation of the narrow meaning 'intrusive courtship' that correlates with the loan word harassment can be observed. This sudden actualisation was determined by the changes in public opinion and new cultural and information ties. Thus the development of the negative evaluative meaning of the word domogatelstvo was caused by a number of reasons: narrowing of the meaning with the following actualization of the components 'intrusive, against one’s will', influence of the language context and discourse.
Морозова Е.Н.. «Стоит кабачок на пути - ни проехать, ни пройти»: к интерпретации драматического этюда А.П. Чехова «На большой дороге»
Статья посвящена интерпретации одноактной пьесы А.П. Чехова «На большой дороге». Особое внимание уделяется поэтике заглавия, образной системе, мотивной структуре. Анализируются воплощенные в драматическом этюде представления писателя о жизни и смерти, грехе и нравственном воскрешении, о месте человека в мире, о смысле бытия и необходимости выбора между истинными и ложными ценностями. В статье особое значение приобретает символический образ кабака на большой дороге, переводящий бытовой конфликт во вневременную плоскость. Частная ситуация из жизни Семена Сергеевича Борцова, рассказанная в питейном заведении Тихона Евстигнеева, утрачивает признак индивидуального, получая предельно широкое звучание. Автор доказывает, что соотнесение в художественном пространстве текста бытового и бытийного пластов определяет поэтику пьесы, придает ей многозначность и многослойность, а неоднозначное, психологически сложное содержание реализуется в виртуозно разработанной системе мотивов, в которой значимыми являются мотив света, унижения, преступления, насилия, искушения, греха, тоски. Произведенный автором анализ образно-мотивной системы позволяет сделать вывод, что, несмотря на многочисленные упоминания чертей и подобной им нечисти, мрачную обстановку, в которой происходит действие, одним из основных мотивов является свет и светлое начало. В драматическом этюде звучит мысль о том, что каждый человек, пусть и однажды оступившийся, имеет право выбора и шанс на нравственное воскрешение. Автор статьи считает возможным говорить, что драматический этюд «На большой дороге» представляет собой самобытное и яркое художественное явление. Широкий философский, литературный, культурно-исторический контекст подчеркивает мысль о противоречивости и запутанности человеческих взаимоотношений, о равнодушии и вечно живой сострадательности, о страшной грубости жизни и одновременно о ее святости, о мучительности любовного чувства и о необходимости его в судьбе каждого человека. Предельная смысловая и ассоциативная насыщенность свидетельствуют об особом месте данной пьесы в «малой» драматургии А.П. Чехова.
The article deals with the interpretation of A.P. Chekhov's one-act play "On the big road". Special attention is given to the poetics of the title, the system of images, motive structure. The writer's conceptions of life and death, sin and moral revival, of a person's place in the world, the sense of existence and the necessity of choice between true and false values, incarnated in this dramatic sketch, are analyzed. The symbolic image of a tavern on a big road acquires a special meaning in the article, it transfers an everyday conflict to the timeless plane. A private situation in Semyon Sergeevich Bortsov's life, which was told in Tikhon Evstigneev's public house, loses its individual characteristic, getting the utmost wide expression. The author proves that the correlation of everyday and existential planes in a literary text determines the poetics of the play, gives it a polysemantic and multi-layer character, and polysemantic, psychologically complicated content is realized in a masterly created system of motives, where the motives of light, humiliation, crime, violence, temptation, sin, melancholy are significant. The analysis of the system of imagery and motives made by the author allows to conclude that in spite of numerous mentions of the devil and other evil spirits, gloomy environment, in which the action takes place, one of the main motives is light and universal good. The dramatic sketch expresses the idea that anyone, though once having erred, has the right of choice and a chance for moral revival. The author of the article considers it possible to say that the dramatic sketch "On the big road" presents an original and brilliant artistic phenomenon. The wide philosophic, literary, cultural and historical context stresses the idea of discrepancy and tangled character of human relations, of indifference and eternally living compassion, of awful coarseness of life and its simultaneous holiness, of the torment of love and its necessity in every person's fortune. The utmost semantic and associative saturation underline a particular place of this play in A.P. Chekhov's "minor" drama.
Харитонов О.А.. Неклассическая композиция повествования: к истории вопроса
В статье на примере романов («Житейские воззрения кота Мурра» Э.Т.А. Гофмана, «Русские ночи» В.Ф. Одоевского) были рассмотрены основные изменения в композиции повествования в эпоху романтизма. Проанализированные выше романы показательны в том отношении, что благодаря романтической тенденции к самовыражению личностного начала человека авторская позиция стала менее регламентированной и условной, что не могло не повлиять на активную трансформацию внутренней структуры произведения, на появление наделенных повествовательным голосом персонажей и утрату привилегированной позиции вездесущего автора-рассказчика, утрату, однако, пока лишь частичную. Поэтому и «Житейские воззрения кота Мурра» Гофмана, и «Русские ночи» Одоевского можно отнести только к латентным формам (несмотря на наличие нескольких точек зрения и повествовательных инстанций, позиция автора остается доминирующей на протяжении всей композиции романа) неклассических приемов организации нарратива, получивших широкое распространение в романной практике XX века. Рассмотрение повествовательной структуры романов Гофмана и Одоевского подтверждает истинность гипотезы о том, что формирование неклассических приемов нарративного построения происходит в русле романтизма, в рамках романтической парадигмы словесности, в контексте тенденции высвобождения текста от канонических повествовательных форм, когда доминирующей тенденцией становятся оригинальность и смелость разрушения стереотипов литературного письма. «Эмансипация принципа субъективности» (С. Аверинцев) выводит на первый план такие формы текстуальности, как частные человеческие документы, а именно дневники, письма, исповедальные воспоминания, путевые заметки, что послужило непосредственным условием возникновения романов, построение которых отличалось использованием таких приемов как композиционный полифонизм, сюжетный полифонизм и монтаж.
The article deals with the major changes in the composition of the narrative in the age of romanticism on the example of novels ("The Worldly wisdom of the cat Murr" by E.T.A. Hoffmann, "Russian nights" of V.F. Odoevsky). Analysed novels are significant in the sense that due to the romantic tendencies of self-expression of a personality the author's position has become less regulated and conditional, which could not affect an active transformation of the internal structure of the work, on the emergence of a narrative voice endowed with the characters and the loss of the privileged position of the omnipresent author, the narrator, the loss, however, is only partial. Therefore, Hoffman’s "The Worldly wisdom of the cat Murr", Odoevsky’s "Russian nights" can be attributed only to latent forms (despite several points of view and narrative instances, the position of the author remains dominant throughout the composition of the novel) of non-classical methods of organizing a narrative that is widespread in the novels of the XX century.The study of a narrative structure of the novels of Hoffmann and Odoevsky confirms the hypothesis that the formation of non-conventional techniques of a narrative construction takes place in romanticism, within the romantic paradigm of literature, in the context of the trends to release the text of the canonical narrative forms when the originality and the courage to break the stereotypes of literary writing become the dominant trend. The "emancipation of the principle of subjectivity" (S. Averintsev) brings to the fore such forms of textuality, as private human documents, including diaries, letters, confessional memoirs, travel notes, which served as the immediate condition for the novels, in composition of which such techniques as compositional polyphonism, scene polyphonism and installation were used.