Журнал «Филоlogos»
Аннотации статей.
Абреимова Г.Н.. СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ОБОРОТОВ С КОМПОНЕНТОМ-ЗООНИМОМ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ И ДНЕВНИКАХ М.М. ПРИШВИНА
Творческая индивидуальность М. Пришвина определяется степенью его владения языковым материалом. Используя фразеологические единицы (ФЕ) в своих художественных произведениях и дневниках, писатель раскрывает образно-экспрессивные возможности фразеологии. Удачно подобранные комбинации языковых средств определяют индивидуально-авторские черты идиостиля Пришвина, что отличает его от других писателей. Данная статья посвящена анализу структуры и семантики трансформированных фразеологизмов с компонентом-зоонимом, которые входят в одну из самых многочисленных групп фразеологического фонда. В текстах Пришвина зоонимы в структуре ФЕ характеризуют не только социальные и психологические сферы жизни человека, но и явления, ситуации окружающего мира. Все виды трансформаций ФЕ нами разделены на структурно-семантические и семантические (переосмысление ФЕ, буквализация значения и народноэтимологическое переосмысление внутренней формы ФЕ). ФЕ с компонентом-зоонимом в текстах Пришвина подвержены структурно-семантическим преобразованиям, среди которых были обнаружены трансформации, не приводящие к нарушению тождества ФЕ (внутренние и внешние морфологические преобразования, изменение компонентного состава ФЕ, полная деформация), и изменения, в результате которых возникли окказиональные фразеологизмы (контаминация ФЕ, преобразование категориального значения ФЕ, обороты, образованные по модели ФЕ, образные сравнительные обороты, ФЕ, основанные на ролевой инверсии). В текстах Пришвина многочисленный фразеообразующий потенциал был выделен у устойчивых словесных оборотов с компонентом, обозначающим домашних животных и птиц. Исследование фразеологического состава произведений и дневников писателя показало, что его тексты, обладая яркой оценочностью, выражают авторское восприятие описываемых событий.
The creative personality of M. Prishvin is determined by his degree of proficiency in linguistic material. Using phraseological units (FU) in his works of art and diaries, the writer reveals the figuratively-expressive possibilities of phraseology. Successfully selected combinations of linguistic means determine the individual copyright features of Prishvin's idiostyle, which distinguishes him from other writers. This article deals with the analysis of the structure and semantics of transformed FU with a zoonym-component, which are included in one of the most numerous phraseological fund groups. In the texts of Prishvin, zoonyms in the structure of FU characterize not only the social and psychological spheres of human life, but also the phenomena and situations of the surrounding world. We divided all types of transformations of FU into structural-semantic and semantic ones (reinterpretation of FU, literalization of meaning and folk-ethological rethinking of the internal form of FU). FU with a zoonym component in Prishvin's texts are subject to structural-semantic transformations, among which transformations were found that did not lead to a violation of the identity of FU (internal and external morphological transformations, changes in the composition of FU, complete deformation), and changes resulting in occasional FU (contamination of FU, transformation of the categorical meaning of FU, revolutions formed by the model of FU, figurative comparative turns, FU, basics on role-inversion). In the texts of Prishvin great phrase-forming potential was highlighted in stable verbal turns with a component denoting domestic animals and birds. The study of the phraseological composition of works and diaries showed that his texts, having a vivid appraisal, express the author's perception of the events described.
Акимушкина Е.О.. «ОДА ТАШКЕНТУ» ЗАЙН АД-ДИНА ВАСИФИ (1485 - МЕЖДУ 1551 И 1567): К ПРОБЛЕМЕ ДЕФИНИЦИИ ЖАНРА
В статье предпринимается попытка выявить жанровую принадлежность стихотворения, известного в иранистике под названием «Ода Ташкенту» и принадлежащего перу выдающегося литератора XVI века Зайн ад-Дина Васифи. Это стихотворение, насчитывающее 84 бейта и написанное рифмовкой маснави, входит в состав прозаического произведения Васифи «Удивительные события» (Бадаи ал-вакаи), представляющего собой один из первых образцов мемуарного жанра на персидском языке. Автор статьи обращается к анализу именно этого стихотворения Васифи, поскольку понимание принципов построения образа города поможет составить более четкое представление о функционировании жанра мадх (восхваление) в персидской поэзии постклассического периода (XVI-XVIII вв.) и, кроме того, позволит затронуть проблему изучения так называемых «коротких маснави» (short masnavi), которые до недавнего времени практически не привлекали внимания исследователей. На основании анализа тематики рассматриваемого стихотворения автор статьи приходит к выводу о том, что оно написано в жанре дескриптивной лирики, причем мотивы описания (васф) перенесены в регистр панегирической поэзии, благодаря чему возникает эффект «панегирического описания» города. Создавая образ Ташкента, Васифи использует стандартный топос персидской поэзии «город/край - рай/райский сад». Образ города выстраивается на основании описания садово-паркового комплекса «Кей-Кавус», устроенного удельным правителем Ташкента Суйундж-ходжа-ханом (1503/1508-1525). Описание садово-парковых ансамблей постепенно становилось одной из возможных составляющих образа города, наряду с описаниями дворцов, жилых домов, улиц, базаров и горожан. По своей тематико-композиционной структуре рассматриваемое стихотворение обнаруживает сходство с касыдой, состоящей из вступления и панегирика, при этом описание вышеупомянутого садово-паркового ансамбля явно доминирует над восхвалением правителя, что свидетельствует о постепенном складывании в персидской поэзии канона описания и восхваления города, не связанных с панегириком повелителю.
The paper deals with an attempt to identify the genre of the poem, which was written by Zayn al-Din Vasefi, the prominent poet of the XVI-th century, and which became known in the Iranian studies as ''Ode to Tashkent''. The poem, composed in the rhyme of masnavi, includes 84 lines and it is a part of Vasefi's prose work ''Amazing Events'' (Badai al-Vaqai). The author of the paper decided to analyze this particular poem of Vasefi, because if we understand the principles of creating an image of a city, it will help us to see more clearly, how the genre of madh functions in the Persian poetry of the post-classical period. Besides, it may pour some light upon the problem of studying so-called ''short masnavi'', which didn't attract attention of scholars until recently. Having analyzed the topics of this poem, we came to the conclusion that it belonged to the genre of descriptive lyrics and the motifs of description were transferred to the register of panegyric poetry, due to which the effect of the ''panegyric description'' of the city took place. Creating the image of Tashkent, Vasefi uses one of standard topoi of Persian poetry ''city/region is a paradise /garden of paradise'' and mainly describes the garden complex ''Kay-Kavus'', which was built by the ruler of Tashkent Suyunj-khoja-khan (1503/1508-1525). The description of such complexes gradually became one of the possible components of the image of a city, along with the description of palaces, houses, streets, bazaars and their inhabitants. The poem resembles qasidah, consisting of an introduction and a panegyric, meanwhile it is obvious that the description of the garden complex ''Kay-Kavus'' dominates the praise of the ruler, and the fact shows, that there is a canon of description and praise of a city forming in the Persian poetry.
Бурцев В.А.. КОМПОЗИЦИОННЫЙ АНАЛИЗ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ПРОПОВЕДИ
Статья посвящена проблеме описания и определения композиционных единиц русской православной проповеди. В статье сравниваются критерии выделения композиционных единиц применительно к проповеди, исследуется возможность характеристики композиционной целостности проповеди на основе композиционных единиц-предложений и композиционно-речевых единиц выше уровня предложения. Прослеживается связь композиционных единиц всех уровней с особенностями религиозного употребления языка, исследуется проблема того, можно ли считать композиционную целостность проповеди как жанра церковно-религиозного стиля современного русского литературного языка целиком обусловленной прагматическими факторами. Материал проповеди позволяет считать композицию проповеди мотивированной не прагматическими, а дискурсными факторами. Важнейшие в плане конституирования проповеди как жанра композиционные единицы контекстуализуются на основе семантической приемлемости высказываний относительно религиозной картины мира, а говорящему отводится подчиненный статус. Анализ композиции проводится с применением функционально-имманентного метода изучения языка литературного произведения. Анализ состоит в выявлении в тексте только тех элементов, которые не являются конструктами, а непосредственно представлены как синтаксические средства. В статье строевые элементы композиции текста проповеди как жанра определяются на основе грамматических функций предложений, исходя из функций текста как речевого жанра и исходя из связи языковых единиц с функцией текста. В качестве ключевого понятия отображения связи предложений с функцией текста используется заимствованное из лексической семантики понятие продуктивности. В качестве продуктивных выделены высказывания с непропозициональными значениями потенциальности. Продуктивные типы высказываний рассмотрены с точки зрения их текстообразующей функции. Показано, что они функционируют как стимулятор в развитии текстовых категорий, свойственных проповеди. На основе продуктивности и текстообразующих потенций продуктивных типов высказываний предлагается схема построения проповеди, которая более четко определяет механизм ее развертывания, нежели те композиционные построения, которые устанавливаются исходя из какой-либо содержательной делимитации текстовых единиц.
The article deals with the problem of describing and defining compositional units of the Russian Orthodox sermon. The article compares the criteria for selecting compositional units in relation to a sermon, and examines the possibility of characterizing the compositional integrity of a sermon based on compositional units-sentences and compositional-speech units above the sentence level. The correlation of the composite units of all levels with the peculiarities of religious language, examines the problem of whether the compositional integrity of the sermon as a genre of religious style of contemporary Russian literary language is entirely due to pragmatic factors. The material of the sermon allows us to consider the composition of the sermon motivated not by pragmatic, but by discursive factors. The most important compositional units in terms of constituting a sermon as a genre are contextualized on the basis of semantic acceptability of statements regarding the religious picture of the world, and the speaker is assigned a subordinate status. The analysis of the composition is carried out using the functional-immanent method of studying the language of a literary work. The analysis consists in identifying only those elements in the text that are not constructs, but are directly represented as syntactic means. The article detemnines the composition building elements of the text of the sermon as a genre on the basis of the grammatical features of sentences based on the function of the text as a speech genre, and the relationship of language units with the function of the text. The key concept of displaying the relationship of sentences with the text function is the concept of productivity borrowed from lexical semantics. Statements with non-positional values of potentiality are identified as productive. Productive types of utterances are considered from the point of view of their text-forming function. It is shown that they function as a stimulator in the development of textual categories peculiar to the sermon. On the basis of the text-forming potentials of productive types of utterances, a scheme for constructing a sermon is proposed, which more clearly defines the mechanism of its deployment than those compositional constructions that are established based on any meaningful delimitation of text units.
Высокович К.О., Похаленков О.Е.. СТАНОВЛЕНИЕ ЛЕГКОЙ КОМЕДИИ, ИЛИ «ЛЕГКАЯ КОМЕДИЯ НЕ ТАКАЯ УЖ СКВЕРНАЯ ВЕЩЬ!»
В статье рассматриваются жанр и особенности построения сюжета в легкой комедии. Автор отмечает проблему названия (отсутствие единого термина), а также делает акцент на типе героя, месте действия и системе амплуа. Особое внимание уделяется французской комедии как основоположнице жанра. Для сравнительно-сопоставительного анализа основных мотивных комплексов взята комедия Ж.Ф. Реньяра «Любовное безумие» (Les folies amoureuses, 1704). В ней находит реализацию строгая система амплуа: прекрасная девушка, влюбленный достойный юноша, его недостойный противник, родитель (опекун), слуги-помощники. Анализируются типы персонажей и проводится их сопоставление с античной традицией. Основное внимание уделено трем мотивным комплексам: переодевания (один персонаж выдает себя за другого) на примере комедии Ж.Ф. Реньяра «Любовное безумие» и Э. Скриба «Первая любовь, или детские воспоминания» («Les premières amours, ou Les souvenirs d'enfance», 1825); письма (его написание, передача, подмена и т.д.) на материале упомянутой комедии Ж.Ф. Реньяра, У. Конгрива «Двойная игра» («The Double Dealer», 1693) и У. Уичерли «Деревенская жена» («The Country Wife», 1675), Н.И. Хмельницкого «Светский случай» (1826) и редкий мотив сломанной коляски, упоминаемый в пьесе Ж.Ф. Реньяра, но воплощенный в дальнейшем, в шуточной новеллистической поэме А.С. Пушкина «Граф Нулин» (1825). Иногда упомянутый мотив становится завязкой всего действия в целом, например, в «Воздушных замках» Н.И. Хмельницкого, в основе которого - французская комедия Ж.-Ф. Коллена д'Арлевиля «Les Chateaux en Espagne» («Испанские замки», 1789). В ней мотив сломанной коляски вначале упоминается в письме, а затем и реализуется в самой комедии. В статье отмечены случаи, когда мотив упоминается, но не получает дальнейшей репродукции в тексте, иногда действие нарушается (например, мотив передачи письма/записки), что создает дополнительную интригу (Н.И. Хмельницкий «Светский случай»).
The article deals with the genre and features of plot construction in the "light comedy". The author notes the problem of the title (the lack of a single term), and also focuses on the type of the hero, the place of action and the role system. Special attention is paid to French Comedy as the founder of the genre. The comedy J.F. Regnard's "Love madness" (Les folies amoureuses, 1704) is taken for the comparative analyses of the main motive complexes. In this comedy, a strict system of roles is implemented: a beautiful girl, a worthy young man in love, an unworthy opponent, a parent (guardian), servants-assistants. The types of characters are considered and compared with the ancient tradition. The main attention is paid to three motif complexes: disguises (one character impersonates another) on the example of the comedy of J.F. Regnard "Love madness" and E. Scribe "First love, or childhood memories" ("Les premières amours, ou Les souvenirs d'enfance", 1825); letters (its writing, transmission, substitution, etc.) on the example of the mentioned comedy of J.F. Regnard, W. Congreve "Double game" ("the Double game" (1693) and W. Wycherley's "The Country wife" (1675), N.I. Khmelnitsky's "Secular case" (1826) and a rare motif of a broken carriage, mentioned in the play by J.F. Regnard, but embodied in the future, in the comic short story poem by Alexander Pushkin "Count Nulin" (1825). Sometimes the mentioned motif becomes the beginning of the whole action, for example, In N.I. Khmelnitsky's "Castles in the air", which is based on the french comedy" Les Chateaux en Espagne "("Spanish castles", 1789) by J.-F. Collin D'Arleville. In it, the motif of the broken stroller is first mentioned in the letter, and then realized in the comedy itself. The article notes cases when the motive is mentioned, but does not receive further reproduction in the text, sometimes the action is violated (for example, the motive for transmitting a letter /note), which creates additional intrigue (N.I. Khmelnitsky "Secular case").
Демидова М.М., Мартынова И.С.. СПОСОБЫ ПЕРЕДАЧИ БЕЗЭКВИВАЛЕНТНОЙ ЛЕКСИКИ ПРИ ПЕРЕВОДЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА JANE AUSTEN «SENSE AND SENSIBILITY» И ЕГО РУССКОЯЗЫЧНОЙ ВЕРСИИ)
Представленная статья посвящена изучению английской безэквивалентной лексики (далее БЭЛ). Предметом исследования данной статьи является передача БЭЛ средствами русского языка в художественном тексте с учетом специфики указанного литературного жанра. Все единицы для анализа были отобраны методом сплошной выборки из произведения «Разум и чувства», поскольку романы Джейн Остен представляют собой традиционный образец классической английской литературы. «Богатое художественное наследие Остен все чаще изучается в аспекте исследования лексики, стилистики и синтаксиса языкового материала» [6, 39]. Новизна исследования определяется тем, что впервые переводоведческому анализу подвергается БЭЛ из романа Остен с использованием двух русскоязычных версий. Основными методами исследования стали сравнительно-сопоставительный метод, в ходе которого удалось установить способы языковой реализации единиц в русском языке, и лексикографический метод, при помощи которого были выявлены сходства и различия семантического наполнения репрезентантов. Целью данной статьи является выявление типичных приемов перевода и грамматических преобразований БЭЛ, которые наиболее часто используются при воспроизведении художественного текста. Проведен сравнительный анализ оригинального текста и соответствующего русского. Исследуются семантические, лексические, грамматические и синтаксические особенности перевода. Рассматривается вопрос о влиянии контекстуальной среды, мини-контекста и макроконтекста на закономерности перевода. В результате были выявлены несколько характерных приемов перевода БЭЛ. В ходе исследования автор приходит к выводу, что при переводе художественного текста важно учитывать весь комплекс факторов. Практическая значимость статьи заключается в том, что она может быть использована в качестве учебного материала на занятиях по переводоведению в педагогических вузах. Статья может представлять интерес для всех, кто работает в области переводоведения.
This article is devoted to the study of English non-equivalent lexis (hereinafter referred to as NEL). The subject of this article is the transfer of NEL by means of the Russian language in a literary text taking into account the specifics of this literary genre. All units for analysis were selected using a continuous sampling method ''Sense and Sensibility'', since Jane Austen's novels are a traditional sample of classic English literature. «The rich artistic heritage of Austen is increasingly being studied in terms of vocabulary, stylistics and syntax of language material» [6, 39]. The novelty of the research is determined by the fact that for the first time the NEL from the novel by Austen is subjected to the translation analysis using two Russian-language versions. The main research methods were the comparative method, which allowed us to establish the ways of language realization of units in the Russian language, and the lexicographic method, which revealed similarities and differences in the semantic content of representatives. The purpose of this article is to identify typical methods of translation and grammatical transformations of NEL, which are most often used when reproducing a literary text. A comparative analysis of the original text and the corresponding Russian version is carried out. Semantic, lexical, grammatical and syntactic features of translation are studied. The article considers the influence of contextual environment, mini-context and macro-context on translation peculiarities. As a result, several characteristic methods of NEL translation were identified. In the course of the research, the author comes to the conclusion that it is important to take into account the whole complex of factors when translating a literary text. The practical significance of the article is that it can be used as a teaching material in translation studies at pedagogical universities. This article may be of interest to anyone who works in the field of translation science.
Иванюк Б.П.. НАРРАТИВНЫЕ СТИХОТВОРНЫЕ ЖАНРЫ: РАССКАЗ, ЛЭ, ГАВЭНДА, НОВЕЛЛА, ФАБЛИО, ШВАНК (СЛОВАРНЫЙ ФОРМАТ)
В статье дается словарное описание нарративных жанров лиро-эпической европейской поэзии, включающее определение их фольклорных и литературных источников, тематических доминант и структурных признаков, функциональной роли рассказчика. Выявляются их сюжетные и стилевые варианты, национальные жанровые формы репрезентации, различия и сходство с иными жанрами повествовательной типологии, в частности, восточными. На большом фактическом материале изложена краткая история каждого из них.
The article gives the dictionary description of the narrative genres of European lyrico-epic poetry including the definition of their folkloric and literary sources, thematic dominants and structural attributes, functional role of the narrator. Their plot and stylistic variants, national genre forms of representation, differences and similarities with the other genres of narrative typology, eastern in particular, are disclosed. The short history of each is outlined based on large factual material.
Касимова К.Г.. ТЕРМИНЫ КАК КОМПОНЕНТ СТРУКТУРЫ МНОГОЗНАЧНОГО ДЕВЕРБАТИВА
Статья посвящена исследованию многозначных отглагольных существительных, содержащих в структуре своего значения терминологические лексико-семантические варианты. Рассматривается процесс формирования исходных значений девербативов и вторичных номинаций, называющих специальные понятия. Терминологические значения образуются по моделям, продуктивным в словообразовании. Отличительной особенностью термина является наличие определенной дефиниции, характеризующей специальное понятие. Было проанализировано 1160 существительных, 273 из которых включают терминологические значения. Они были распределены по четырем группам. В первую вошли девербативы с терминологическим значением процессуального признака, сформированным в процессе синтаксической деривации. Во вторую - девербативы с терминологическими значениями процессуального признака, совмещенными с вторичными предметными номинациями, сформированными в процессах синтаксической и семантической деривации. В третьей группе представлены существительные с терминологическими значениями, сформированными в процессе семантической деривации путем метонимических переносов. В четвертую группу вошли девербативы с терминологическими значениями, сформированными в процессе семантической деривации путем метафорических переносов на основе: 1) сходства формы, 2) сходства признаков (признака), характерных для какого-либо предмета, 3) сходства внешнего вида, 4) функционального сходства. В процессе исследования установлено, что терминологические значения в структуре многозначного слова могут быть сформированы в процессах синтаксической деривации, результатом которой предстает транспозиционное значение опредмеченного действия. В ряде случаев оно выступает мотивирующей базой для развития вторичных номинаций. В большинстве случаев предметные номинации образуются на базе транспозиционных значений, относящихся к общеупотребительной лексике. Предметные номинации формируются в процессах семантической деривации без участия словообразовательных аффиксов путем метонимических или метафорических переносов, результатом которых являются новые понятия, относящиеся к специальной лексике. Терминологические значения включаются в структуру значения девербатива наряду со значениями, свойственными общеупотребительной лексике.
The article deals with the study of polysemous verbal nouns that contain terminological lexical and semantic variants in the structure of their meaning. The process of forming the initial meanings of deverbatives and secondary nominations that name special concepts is considered. Terminological meanings are forming on the models that are productive in word formation. A distinctive feature of the term is the presence of a certain definition that characterizes a special concept. Among 1160 nouns analyzed, 273 include terminological meanings. We divide them into four groups. The first group includes deverbatives with the terminological meaning of a procedural attribute formed in the process of syntactic derivation. In the second - deverbatives with terminological meanings of a procedural attribute combined with secondary subject categories formed in the processes of syntactic and semantic derivation. The third group contains nouns with terminological meanings formed in the process of semantic derivation by means of metonymic transfers. The fourth group includes deverbatives with terminological meanings formed in the process of semantic derivation by means of metaphorical transfers based on: 1) similarity of form, 2) similarities of features (feature) characteristic of an item, 3) similarity of appearance, 4) functional similarity. In the course of the study, it was found that terminological values in the structure of a multi-valued word could appear in the processes of syntactic derivation, which results in the transposition meaning of the specified action. In some cases, it acts as a motivating base for the development of secondary nominations. It often happens that the same subject category is formed via the transposition of meanings related to a common vocabulary. Subject categories appear in the processes of semantic derivation without the participation of word-forming affixes by means of metonymic or metaphorical transfers, which result in new concepts related to a special vocabulary. Terminological values are included in the structure of the deverbative along with the meanings inherent to common vocabulary.
Кузьмина М.Д.. ПИСЬМОВНИК XVI В. «ПОСЛАНИЕМ НАЧАЛО...» В ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ
Статья посвящена изучению одного из наиболее значимых письмовников в истории древнерусской литературы - письмовнику XVI в. «Посланием начало, егда хощеши кому послати: к вельможам или ко властным людям, - кому ся ни есть имярек». Он рассматривается в историко-культурном контексте. Выявляются его связи с предшествующим письмовником XV в., «Неозаглавленным», а также с предшествующей и современной ему литературной ситуацией. Созданный в XVI в., письмовник отобразил характерные черты литературы этого столетия: с одной стороны, черты стиля «второго монументализма» (Д.С. Лихачев), официозность, с другой же - тенденцию к демократизации и секуляризации. Он воспроизвел и эволюцию эпистолярного жанра в означенный период. Ранее отличавшееся поливалентностью, тесно связанное с жанрами поучения, слова, проповеди и др., послание к XV-XVI вв. обнаруживает стремление к обособлению в системе жанров. Сам факт появления письмовников - первый из которых вышел в XV в., а всего к концу XVII в. их насчитывалось порядка 170 - наглядно свидетельствует об этом процессе. Каждый письмовник, и в частности «Посланием начало…», демонстрирует тенденцию к формированию и упрочению конститутивных признаков эпистолярного жанра. В их числе, прежде всего, комплиментарное обращение к адресату, самоуничижение автора, антитеза «автор-грешник» - «адресат-праведник». Это основное и весьма традиционное для эпистолярного жанра наполнение прескрипта. За счет того, что письмовник, в соответствии со своим названием, включает в себя только «начала» посланий, содержание семантемы, основной и наиболее неканонической части письма, оставляется на усмотрение самих пользователей, что весьма знаменательно, в преддверии приближающейся эпохи демократизации и секуляризации. Очень любопытны два послания, расположенные последними. Это послание о содомском грехе и «Иное послание от Божественных книг». Вопреки названию письмовника, они структурно завершены. Если предшествующие послания дают пользователям возможность по своему усмотрению разнообразить эпистолярный текст, то эти два - учат правильно выстраивать его весь, от прескрипта до клаузулы. Как и все образцы рассматриваемого письмовника, они представляют собой своеобразные гибриды делового, учительного и дружеского письма, что отражается во всех структурно-композиционных элементах. Так, послание о содомском грехе имеет двойную клаузулу: «светскую», характерную для дружеского письма, складывающегося в русской литературе именно в XV-XVI вв. под влиянием античной эпистолографии, и «религиозную», исконную для древнерусского эпистолярия. Первая вводится словом «конец», вторая - «аминь». Примечательно, что давняя русская традиция учительного послания и формирующаяся - светского дружеского соединены в письмовнике на основе традиции делового письма, сверхактуальной для XVI в.
The article deals with the study of one of the most significant scribes in the history of Old Russian literature - the scribe of the 16th century. "The beginning of the message, when you want to send to someone, to nobles or to powerful people, - to whom there is no name". It is considered in the historical and cultural context. Its connections with the previous scribe, of the 15th century, "Untitled", as well as with the previous and contemporary literary situation, are revealed. Created in the 16th century, the scribe clearly reflected the characteristic features of the literature of this century: on the one hand, the features of the «second monumentalism» style (D.S. Likhachev), officialism, and on the other, the tendency towards democratization and secularization. It vividly displayed the evolution of the epistolary genre in the indicated period. Previously distinguished by multivalence, closely associated with the genres of teachings, words, sermons, etc., a message to the 15th-16th centuries reveals the desire for isolation in the system of genres. The very fact of the appearance of the scribes - the first of which came out in the 15th century, and all by the end of the 17th century, there were about 170 of them is a clear indication of this process. Each scribe, and in particular, "The Beginning of the Message...", shows the tendency to form and strengthen the constitutive features of the epistolary genre. Among them, first of all, there exists a complimentary appeal to the addressee, self-derogation of the author, the antithesis of "author-sinner" - "addressee-righteous". This is the main and very traditional for the epistolary genre filling of the prescript. Due to the fact that the scribe, in accordance with its name, contains only the «beginning» of the messages, the content of the semantema, the main and most non-canonical part of the letter, is left to the discretion of the users themselves, which is very significant, in anticipation of the approaching era of democratization and secularization. Very curious are the two messages located last. This is the message about Sodom sin and "Another message from the Divine Books". Contrary to the name of the scribe, they are structurally completed. If the previous messages give users the opportunity at their discretion to diversify the epistolary text, then these two teach you to correctly build it all, from the prescript to the clause. Like all the studied samples of the scribe, they are peculiar hybrids of business, educational and friendly writing, which is reflected in all structural and compositional elements. Thus, the message about Sodom sin has a double clause: "secular", characteristic of friendly writing, emerging in Russian literature precisely in the 15th-16th centuries under the influence of ancient epistolography, and "religious", primordial for the Old Russian epistolary. The first is introduced by the word "end", the second - by the word "amen". It is noteworthy that the long-standing Russian tradition of the teaching message and the emerging secular friendly tradition are combined in the scribe based on the tradition of business writing, which is super-relevant for the 16th century.
Митрофанова О.В., Богданова В.Ю.. ПЕРСОНАЛИЗМЫ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ И ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
Новый этап в разработке проблемы «Язык и личность» ученые видят в изучении не только коллективных, но и реальных языковых личностей. Данная статья посвящена описанию работы по сбору, классификации и использованию в художественном творчестве разговорного идиолекта тамбовского писателя Ю.П. Наумова. Идиолектный словарь Наумова был составлен в результате долговременного наблюдения над разговорной речью реального информанта. Словарь насчитывает 3900 лексических единиц, распределенных в тематические группы. Авторы ставили цель терминологического обозначения собранных слов и выражений. В языкознании существует понятие «идиоглосса»; идиоглоссы - это слова, отражающие элементы картины мира писателя, несущие на себе печать авторского стиля, являющиеся ключевыми для понимания и интерпретации его текстов. В разговорной речи людей, в речи литературных героев и персонажей аналогом идиоглосс являются наиболее часто употребляемые конкретным человеком слова и выражения, которые входят в его активный словарный запас, представляют часть его харизмы, его речевой портрет. Для этой лексики, составляющей основу индивидуального языка того или иного человека либо литературного героя и персонажа, предлагается термин «персонализмы». Объем понятия «персонализм» не такой всеохватывающий, как у идиоглоссы, но это понятие не менее важно для полной характеристики языковой личности в жизни и художественном произведении. Повторяющиеся в речи индивида слова и выражения несут на себе печать его идей, жизненных смыслов и ценностей. В статье показано, как персонализмы функционируют в литературном тексте, помогая создать полноценный художественный образ.
The new stage of the ''language and personality'' issue study is considered by scientists not only as the study of collective, but also real language personalities. The present article deals with the description of the work over collecting, classification and using the Tambov writer Yu.P. Naumov's spoken ideolect in his writing. The idiolect dictionary of Naumov was worked out as a result of the real informant's long-term spoken language discovery. The dictionary contains 3900 lexical units divided into thematic groups. The authors purpose to define the gathered words and expressions terminologically. There is a term ''idioglossa'' in linguistics; idioglosses are words which reflect the writer's world-view, they express the author's style and form the key elements for understanding and interpretation of his texts. In real people's and in literary characters' speech there are often used words and expressions, which compile their active vocabulary and represent a part of their charisma or their speech portrait. Such words can be considered as idioglosses' analogs. Such lexicon, which is a person's or literary character's individual language basis, can be defined as ''personalisms''. The term ''personalism'' is not such an overall expression as ''idioglossa'', but it is also important for a language personality full characterization both in life and in writing. Words and expressions repeated by an individual bear the imprint of his ideas, life meanings and values. The article shows how personalisms function in a literary text, helping to create a full literary image.
Скуридина С.А.. СПЕЦИФИКА ИМЕНОВАНИЯ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ИДИОТ»
Ономастические единицы в художественном тексте, выявляя специфику поэтического языка автора, выполняют разные функции, в том числе участвуют в создании художественного образа. Важную роль в процессе выбора или создания имени собственного для персонажа играет авторская рецепция и, соответственно, связанный с тем или иным именем авторский ассоциативный ряд, вступающий впоследствии во взаимодействие с ассоциативным рядом читателя. Процесс имянаречения героя - неотъемлемая и чрезвычайно важная часть творческой лаборатории Ф.М. Достоевского, о чем свидетельствуют размышления о значении имени не только на страницах его черновиков, писем, записных тетрадей, но и на страницах художественных произведений, где имя собственное нередко является средством создания каламбура, а также воспоминания современников о восприятии писателем некоторых имен и фамилий. В статье рассматривается трехчастный антропоним главного героя романа Достоевского «Идиот» Лев Николаевич Мышкин, ономастическим импульсом для создания которого стал топоним Мышкинский уезд, отмеченный писателем в записной тетради. Неоднозначность образа князя Мышкина обусловлена оксюморонным сочетанием элементов зооморфного антропонима, восходящего к апеллятивам лев - царь зверей - и мышь - маленькое слабое животное. Однако зооморфная символика фамилии главного героя романа может быть прочитана с углублением семантики лексемы мышка (мышка = мышца). Фамилия Мышкин, связанная со словом мышца, входящим в состав медицинского термина сердечная мышца, употребляемого в трудах врачей XIX века, вписывает образ князя в «поэтическую кардиологию» (термин В.П. Владимирцева) Достоевского, для которого сердце - это вместилище души. Трехчастный антропоним Лев Николаевич Мышкин, рассмотренный как единое целое, делает понятным словосочетание, оставленное Достоевским на полях черновых записей и характеризующее героя, - князь Христос: Лев - это символ Христа в пустыне, Николай - имя наиболее почитаемого православными русскими святого, иногда отождествляемого с Христом. Лев Николаевич Мышкин - тот, у кого Христос в сердце.
Onomastic units in a literary text, revealing the specifics of the author's poetic language, perform various functions, including participating in the creation of an artistic image. An important role in the process of choosing or creating a proper name for a character is played by the author's reception and, accordingly, the author's associative series associated with a particular name, which subsequently interacts with the reader's associative series. The process of naming is an integral and extremely important part of Dostoevsky's creative laboratory. Dostoevsky evidenced by reflections on the meaning of the name not only on the pages of his drafts, letters, notebooks, but also on the pages of fiction, where the proper name is often a means of creating a pun, as well as the memories of contemporaries about the writer's perception of certain names and surnames. The article deals with the three-part anthroponym of the main character of the Dostoevsky's novel "Idiot" - Lev Nikolayevich Myshkin, whose onomastic impulse was the toponym myshkinsky uyezd, noted by the writer in his notebook. The ambiguity of the image of Prince Myshkin is due to an oxymoronic combination of elements of a zoomorphic anthroponym that goes back to the appellatives lion - the king of animals - and mouse-a small weak animal. However, the zoomorphic symbolism of the surname of the main character of the novel can be read with a deepening of the semantics of the lexeme mouse (mouse = muscle). The surname Myshkin, associated with the word muscle, which is a part of the medical term heart muscle, used in the works of doctors of the XIX century, enters the image of the Prince in the Dostoevsky's "poetic cardiology" (V.P. Vladimirtsev's term), for whom the heart is the receptacle of the soul. The three-part anthroponym Lev Nikolayevich Myshkin, considered as a single whole, makes clear the Dostoevsky's phrase in the margins of draft entries and characterizes the hero-Prince Christ: the lion is a symbol of Christ in the desert, Nicholas is the name of the most revered Russian Orthodox Saint, sometimes identified with Christ. Lev Nikolayevich Myshkin is the one who has Christ in his heart.
Тюленева Е.М.. НЕО-ПОЗНАННЫЕ ОБЪЕКТЫ И ПРИНЦИП СМЕЩЕНИЯ В ПОЭТИКЕ ГРИГОРИЯ КАПЕЛЯНА
В статье предлагается подробный анализ одного поэтического текста Григория Капеляна «Не лепо ли ны и не гоже ли нам - не угадать» , опубликованного в двух самых известных авторских поэтических подборках 1980-х годов - в «Антологии гнозиса» (1982) и антологии «У Голубой лагуны» (1983). Предварительно обозначены три базовых основания эстетики автора: филоновская идея аналитического искусства с принципоморганического формообразования; общая линия авангардно-андеграундной практики 1960-70-х годов, ориентированная на создание нового языка и освоение его вещества; постструктуралистско-постмодернистское недоверие к репрезентативности языковых форм и возможностей языка. В ходе анализа демонстрируется специфика авторской поэтики, основанной на принципах смещения и разрастания, что в свою очередь дает возможность вписать поэтическую практику Капеляна в литературный контекст ХХ-ХХI веков. Узловым элементом, обеспечивающим сдвиги в процедуре означивания, становится у Капеляна бином - нераздельное единство противоположностей, недифференцируемое тождество-различие. Постоянное притяжение-отталкивание неслиянных-нераздельных элементов бинома создает зону мерцания смыслов и смыслообразования. Действие отмеченного принципа в творчестве Капеляна органично и довольно устойчиво: на протяжении многих лет оно формирует образ и организует его внутреннее и трансгрессивное движение. Обращение к пристальному разбору конкретного текста дает возможность выявить основные принципы работы поэта со словом, а также прокомментировать действие разработанных им механизмов и результирующий эффект, создающий представление о слове/образе/тексте как увиденном или узнанном вновь. В этом аспекте литературное творчество Капеляна соотносится с его художественной практикой, в частности с проектами, представленными на выставке «Нео-познанные объекты» (2011), актуализирующими феномен нео-познания. Таким образом, отмеченные в рамках поэтического текста особенности могут быть рассмотрены как специфические черты мировидения и эстетики автора.
The article offers an analysis of one poetic text by Grigory (Greg) Kapelyan, published in two of the most famous author's poetry collections of the 1980s - in "The Anthology of Gnosis" (1982) and "The Blue Lagoon Anthology of Modern Russian Poetry" (1983). Three basic foundations of the author's aesthetics are indicated: Filonov's idea of analytical art and organic form formation; the general line of the avant-garde-underground practice of the 1960s-70s, focused on the creation of a new language; poststructuralist-postmodernist distrust of the representativeness of linguistic forms and possibilities of language. The analysis demonstrates the specificity of the author's poetics, based on the principles of shift and growth, which makes it possible to fit Kapelyan's poetic practice into the literary context of the XX-XXI centuries. Binomial - an indivisible unity of opposites, an undifferentiable identity-difference - becomes the central element that provides shifts in the procedure of signification. The constant attraction-repulsion of the binomial elements creates a zone of flickering of meanings and meaning formation. The action of the noted principle in Kapelyan's work is organic and stable: over the course of many years it has been forming an image and organizing its internal and transgressive movement. Analysis of a specific text makes it possible to identify the basic principles of the poet's work with the word, as well as comment on the final effect that creates an idea of the word / image / text as seen or recognized again. In this aspect, the literary work of Kapelyan correlates with his artistic practice, in particular, with the projects presented at the exhibition "Neodentified objects" (2011). Thus, the features noted within the framework of the poetic text can be considered as specific features of the author's worldview and aesthetics.
Удовыдченкова Е.Е.. ДОКУМЕНТАЛЬНО-МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН ИСТОРИЧЕСКОГО ТЕКСТА: СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ С.М. СОЛОВЬЕВА
Статья посвящена интерпретации стрелецкого бунта известным историком С.М. Соловьевым. Феномен отечественного культурно-исторического сознания предоставляет интересный материал для сравнения научно-исторической и художественной рецепций одного из самых неоднозначных исторических фактов - Стрелецкого бунта 1682 года. В своем труде «История России с древнейших времен» к теме стрелецкого бунта ученый обращается в 3 главе 13 тома «Московская смута». В статье представлены размышления о том, кто, историк или писатель, предлагает более целостное и значимое для национального сознания воспроизведение реального исторического события. В центре статьи образы стрельцов, которые рассматриваются под двумя углами зрения: внешне-событийным и внутренне-психологическим. Соловьев педантично перечисляет сухие факты о восстании в Москве, но он не может удержаться от собственной оценки событий и личностей участников. Ученый не только констатирует события в их хронологической последовательности, но и акцентирует внимание на предполагаемых внутренних побуждениях стрельцов, их думах, чувствах и мыслях. При этом Соловьев не забывает, что создает, прежде всего, научно-историческое сочинение. Он называет точную дату бунта и скрупулезно описывает, как все начиналось, перечисляя факты и констатируя их хронологическую последовательность. Сочетание рационального и эмоционального приводит к тому, что автор показывает стрельцов одновременно защитниками страны и злодеями, которые не могли объективно оценить сложившуюся историческую ситуацию, что определило трагические итоги. Историк подчеркнуто выражает авторскую позицию, акцентируя внимание на том, что результаты события определяются сложным взаимодействием политических и психологических факторов. Стрельцов намеренно вводят в заблуждение, делают в этой ситуации разменной монетой в игре политических сил, человеческим материалом в руках тех, кто хотел и не хотел этого бунта. Субъективизм авторской оценки и метафоричность изложения исторического материала позволяют автору статьи выявить элементы художественности в историческом документе.
The article deals with the interpretation of the Streltsy revolt by the famous historian S.M. Solovyov. The phenomenon of national cultural and historical consciousness provides interesting material for comparing the scientific and historical and artistic reception of one of the most ambiguous historical facts - the Streltsy riot of 1682. In his work "History of Russia since ancient times", the scientist addresses the topic of the Streltsy revolt in Chapter 3 of volume 13 of the Moscow Troubles. The article presents reflections on who of them, the historian or the writer, offers a more complete and meaningful reproduction of the real historical event for the national consciousness. In the center of the article there are images of the Streltsy, which are considered from two angles: external-event and internal-psychological. Solovyov pedantically enumerates the bare facts about the uprising in Moscow, but he cannot help but give his own assessment of the events and the personalities of the participants. The scientist not only states the events in their chronological sequence, but also focuses on the alleged internal motives of the Streltsy, their thoughts and feelings. At the same time, Solovyov does not forget that he is creating, first of all, a scientific and historical work. He gives the exact date of the riot and meticulously describes how it all began, listing the facts and stating their chronological sequence. The combination of rational and emotional leads to the fact that the author shows the Streltsy as both defenders of the country and villains who could not objectively assess the current historical situation, which determined the tragic results. The historian emphasizes the author's position, focusing on the fact that the results of the event were determined by a complex interaction of political and psychological factors. Streltsy were deliberately misled, they were used as a bargaining chip in the game of political forces, human material in the hands of both those who wanted and those who did not want that revolt. Subjectivism of the author's assessment and metaphorical presentation of historical material allow the author of the article to identify elements of artistry in the historical document.
Чевтаев А.А.. СТИХОТВОРЕНИЕ Н. ГУМИЛЕВА «СТАРИНА»: ЭЛЕГИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА В СВЕТЕ ГЕРОИКИ
В статье рассматривается поэтика стихотворения Н.С. Гумилева «Старина» (1908) в свете ее жанрово-модальной реализации. Данный текст, включенный поэтом в состав его третьей книги стихов «Жемчуга» (1910), является первым опытом гумилевского осмысления усадебно-дворянского быта рубежа XIX-XX вв. Такой бытийный опыт получает в рецепции Гумилева негативное осмысление. Отрицание усадебного локуса в рассматриваемом тексте связывается со спецификой реализации элегического мировидения, которое осложняется неоднозначностью субъектных отношений на осях «настоящее - прошлое» и «микрокосм - макрокосм». Анализ данного стихотворения, основанный на структурно-семантическом подходе к изучению лирического текста, показывает, что, во-первых, здесь происходит реорганизация элегической поэтики, в результате которой совершается ценностная мена между «я» в настоящем и «они» (семейный род) в прошлом, а во-вторых, элегическое самоопределение лирического «я» в условиях рефлексивного переживания «старины» оказывается нацеленным на обретение идеального будущего. Делается вывод, что поэтика стихотворения Гумилева «Старина», эксплицируя явную элегичность восприятия лирическим субъектом моделируемой действительности, обнаруживает аксиологическое устремление к героическому преодолению/освоению миропорядка. Соответственно, элегические переживания гумилевского субъекта оказываются сопряженными не столько с утратой старорусской усадебной модели жизни, сколько с обретением эмпирического опыта расподобления реальности и идеала. При этом первая очевидно начинает завладевать художественными интенциями поэта, а второй - обретает статус аксиологического поводыря в многомерном универсуме. Такой элегический выход поэтического «я», исповедующего ценности героического порядка, к антиномиям мироздания, не укладывающимся в привычный символистский каркас эфемерного и истинного, становится значимым этапом мифопоэтической реорганизации художественного универсума Гумилева в период создания книги стихов «Жемчуга». Стихотворение «Старина» предстает важным ценностно-смысловым параметром формирования грядущего гумилевского мифа ο России.
The article considers the poetics of the poem ''The Olden Days'' (1908) by N.S. Gumilev in the light of its genre-modal implementation. This text, included by the poet in the composition of his third book of poems ''The Pearls'' (1910), is the first experience of Gumilev's understanding of the manor and noble life of the turn of the XIX-XX centuries. This experience of being receives a negative interpretation in the reception of Gumilev. The negation of the manor locus in the text is associated with the specifics of the implementation of the elegiac worldview, which is complicated by the ambiguity of subject relations on the axes ''present - past'' and ''microcosm-macrocosm''. The analysis of the poem based on the structural-semantic approach to the study of the lyric, shows that, first, there is the reorganization of the elegiac poetics, which is made of the value exchange between ''the self'' in the present and ''they'' (the family name) in the past, and secondly, self-determination elegiac lyric ''I'' in terms of the reflexive experiences of ''old days'' is aimed at the attainment of an ideal future. It is concluded that poetics of the poem ''The Olden Days'' (1908) by Gumilev, explicating the obvious elegy of the lyric subject's perception of the simulated reality, reveals an axiological aspiration to the heroic overcoming / mastering of the world order. Accordingly, the elegiac experiences of the Gumilev's subject are associated not so much with the loss of the old Russian manor model of life, as with the acquisition of an empirical experience of assimilation of reality and the ideal. At the same time, the first obviously begins to take possession of the poet’s artistic intentions, and the second - acquires the status of an axiological guide in a multidimensional universe. Such an elegiac exit of the poetic ''the self'', professing the values of the heroic order, to the antinomies of the universe, which do not fit into the usual symbolist framework of the ephemeral and true, becomes a significant stage in the mythopoetic reorganization of Gumilev's artistic universe during the creation of the book of poems ''The Pearls''. The poem ''The Olden Days'' appears as an important value-semantic parameter of the formation of the future Gumilev's myth about Russia.