Журнал «Филоlogos»
Аннотации статей.
Дронова О.А., Ананьева Л.А., Дудина Т.П.. ОБРАЗ ДОМА В РОМАНЕ АРНО ГАЙГЕРА «У НАС ВСЕ ХОРОШО»: СЕМАНТИКА И ПОЭТИКА
В статье рассматриваются семантика и поэтика образа дома в романе современного австрийского писателя Арно Гайгера «У нас все хорошо». Архетип дома в различных культурах связывается с представлениями ο «своем» пространстве, прочностью жизненного уклада и верностью семейным традициям. В рамках жанра семейного романа дом выступает как центральный хронотоп, обладая определенными чертами идиллического пространства. Семантика образа дома в романе Гайгера формируется как совокупность его восприятий героями романа, в которых актуализируются архетипические культурные оппозиции: хаос/космос, замкнутое и разомкнутое пространство (дом/дорога), а также граница между ними: дом/порог. Кроме этого, в романе Гайгера дом семьи Штерк выступает как хранилище семейной памяти, средоточием которой выступает чердак, а также доминирующие в интерьере закрытые пространства шкафов, ящиков, сундуков, содержащие старые письма и фотографии. Филипп Штерк, наследник и последний представитель рода, не готов встретиться с семейным прошлым, поэтому он очищает чердак и выбрасывает предметы, связанные с историей семьи. Образу Филиппа противопоставлена Альма, хранительница семейной памяти, защитница домашнего пространства от хаоса и разрушения. В восприятии главы семьи, Рихарда Штерка, дом приобретает черты сакрального пространства и одновременно идиллии, которая оказывается проницаемой в силу внутрисемейных конфликтов и исторических событий. Интерьер дома отражает концепцию семьи Рихарда, связанную с представлениями о неизменности семейных традиций. Десакрализация пространства дома происходит в восприятии дочери-бунтарки Ингрид. Помимо хронотопа дома ключевую роль в романе Гайгера играет хронотоп порога (крыльца), символизирующий кризис в судьбе младшего представителя рода. Традиционная для семейного романа ситуация упадка семейства в романе Гайгера предстает как гибель семейной памяти.
The article examines the semantics of the image of the house in the novel by the modern Austrian writer Arno Geiger "Es geht uns gut". The archetype of the house in various cultures is associated with ideas about "their own" space, the strength of the way of life and loyalty to family traditions. Within the genre of the family novel, the house acts as a central chronotope, having certain features of an idyllic space. The semantics of the image of the house is formed as a combination of its perceptions by the characters of the novel, which actualizes archetypal cultural oppositions: chaos/cosmos, closed and open space (house/road), as well as the boundary between them: house / threshold. Besides that in Geiger's novel, the house of the Sterk family acts as a repository of family memory, the focus of which is the attic, as well as the dominant images of closed spaces in the interior: cabinets, drawers, chests storing old letters and photographs. Philip Sterk, the heir and last member of the family, is not ready to face the family past, so he cleans the attic and throws away the things connected with the family history. The image of Philip is contrasted with Alma, the keeper of family memory, the defender of the home space from chaos and destruction. In the perception of the head of the family, Richard Sterk, the house acquires the features of a sacred space and at the same time the features of an idyll, which turns out to be permeable due to intra-family conflicts and historic development. The interior of the house reflects Richard's conception of the family, associated with the idea of the immutability of family traditions. Desacralization of the space of the house occurs in the perception of the rebellious daughter Ingrid. In addition to the chronotope of the house, the chronotope of the threshold (porch) plays a key role in Geiger's novel, symbolizing the crisis in the fate of the younger representative of the genus. The traditional situation of family decline in a family novel appears in Geiger's novel as the death of the family memory.
Дудина Т.П., Иванюк Б. П.. О ФОРМИРОВАНИИ НЕКОТОРЫХ ЖАНРОВЫХ ТЕНДЕНЦИЙ В ДИАЛОГЕ ЕВРОПЕЙСКИХ И ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ТЕОРЕТИКОВ ДРАМЫ
В статье рассматривается диалог европейской и русской теоретической мысли, нашедший свое практическое воплощение в формировании этико-эстетических приоритетов и жанровой системы русской драматургии в ситуации переходности. Доказывается, что разработка русской теории драмы и ее жанровой идентичности происходит под неоднозначным влиянием европейских эстетических сочинений. Возникающий диалог между европейскими и отечественными научными интенциями выявляет культурный контраст, базирующийся на ряде факторов, обусловленных различиями в социокультурных исторических и иных традициях. Успешность такой философско-теоретической коммуникации определяется глобальностью и актуальностью поставленных проблем, а аксиологическая оппозиция, лежащая в основе формирования ряда теоретических аспектов, выявляя различные оценочные характеристики, свойственные для европейского и русского сознания, тем не менее, обнаруживает возможности сближения. Проблема рассматривается в статье на сопоставлении эстетических сочинений европейских философов Канта, Гегеля, Шеллинга, Шлегеля, Фишера и Шопенгауэра и теоретических сочинений А.Ф. Мерзлякова. Показывается, что некоторая ограниченность и отдельные концептуальные недостатки сочинений Мерзлякова не умаляют глубокого и серьезного содержания его эстетических интенций. Этико-эстетическая концепция Мерзлякова продемонстрировала аналитический подход и критичность по отношению к европейской теории драмы, к традиционной классицистической эстетике и формирующейся эстетике романтизма. Она несла важную тенденцию преодоления архаичной жанровой системы отечественной драматургии, направляя русскую литературу по вектору ее дальнейшего эволюционного развития. Автор статьи приходит к выводу, что возникший на рубеже XVIII-XIX веков русско-европейский диалог имманентно продолжает определять жанрообразующие процессы в любой переходный период.
The article discusses the dialogue of European and Russian theoretical thought, which has found its practical embodiment in the formation of ethical and aesthetic priorities and the genre system of Russian dramaturgy in a transitional situation. It is proved that the development of the Russian theory of drama and its genre identity occurs under the ambiguous influence of European aesthetic works. The emerging dialogue between European and domestic scientific intentions reveals the cultural contrast based on a number of factors caused by differences in socio-cultural historical and other traditions. The success of such philosophical and theoretical communication is determined by the global nature and relevance of the problems posed, and the axiological opposition underlying the formation of a number of theoretical aspects, revealing various evaluative characteristics characteristic of European and Russian consciousness, nevertheless reveals the possibilities of convergence. The problem presented in the article is considered by comparing the aesthetic works of the European philosophers Kant, Hegel, Schelling, Schlegel, Fischer and Schopenhauer and the theoretical works of A.F. Merzlyakov. It is shown that some limitations and some conceptual shortcomings of Merzlyakov's works do not detract from the deep and serious content of his aesthetic intentions. Merzlyakov's ethical and aesthetic concept demonstrated an analytical approach and criticality in relation to the European theory of drama, to the traditional classicist aesthetics and the emerging aesthetics of Romanticism. It carried an important tendency to overcome the archaic genre system of Russian dramaturgy, guiding Russian literature along the vector of its further evolutionary development. The author of the article comes to the conclusion that the Russian-European dialogue that emerged at the turn of the XVIII-XIX centuries immanently continues to determine genre-forming processes in any transitional period.
Жиляков С.В., Харитонов О.А.. МНЕМОНИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ЛИРИЧЕСКОГО НАПУТСТВИЯ КАК ПОСТОЯННЫЙ ПРИЗНАК ЖАНРА
Природа и сущность, а тем более матричные признаки лирического напутствия до сих пор остаются не до конца проясненными, впрочем, как и многих малых жанровых форм - не только лирики, но и прозы. Это может быть объяснено неоправданно завышенным вниманием литературоведов к изучению традиционных (ведущих) жанров, идущим зачастую в ущерб исследованию факультативных (второстепенных) литературных форм, а с другой стороны, отсутствием фундаментальных работ систематического характера и самой спецификой предложенного в качестве объекта исследования жанра, заключенной в его периферийном (маргинальном) положении, какое он и поныне занимает в литературном процессе. Целью статьи является выявление наиболее устойчивых признаков жанра, дающих основание говорить о его исторической динамике развития. Вследствие чего для анализа были подобраны произведения, несущие в своей структурно-семантической организации наиболее разнообразные и репрезентативные способы жанрового мироотношения. По итогам исследования автор приходит к выводу о том, что диапазон художественной модальности напутствия простирается от доверительно дружеского наставления, сохраняющего фольклорные черты родительского наказа («Напутствие» В. Курочкина), до сатирической дискредитации изначально присущей жанру дидактической установки («Напутствие сыну» А.П. Сумарокова). Дифференцируются и способы жанрового существования - от мотива до жанрового синтеза («Напутствие» И.А. Бунина). К основным атрибутивным признакам лирического напутствия относятся императивность речи лирического субъекта, направленная к лирическому объекту, в которой доминирует дидактический компонент, автологический образ пути, «пограничный» хронотоп, проспективная репрезентация времени, малая стихотворная форма и мнемонический потенциал, заложенный как в назывном мотиве («Помни!»), так и в контекстуальных аллюзиях, перифразах, сообразующихся с этапом существования жанра - от канонического, где ведущим принципом поддержания жизни жанра является «память жанра», до деканонического, модифицирующего его облик «памятью о жанре».
The nature, essence, and even the matrix signs of lyrical parting words still remain not fully clarified, as well as many small genre forms - not only lyrics, but also prose. This can be explained by the unjustifiably excessive attention of literary critics to the study of traditional (leading) genres, often going to the detriment of the study of optional (secondary) literary forms, and on the other hand, the lack of fundamental works of a systematic nature and the very specifics of the genre proposed as an object of research, enclosed in its peripheral (marginal) position, which it is it still occupies in the literary process. The purpose of the article is to identify the most stable features of the genre, which give reason to talk about its historical dynamics of development. As a result, works were selected for analysis, bearing in their structural and semantic organization the most diverse and representative ways of genre world relations. According to the results of the study, the author comes to the conclusion that the range of artistic modality of parting words extends from confidentially friendly instruction, preserving the folklore features of the parental order ("Parting words" by V. Kurochkin), to satirical discrediting of the didactic attitude originally inherent in the genre ("Parting Words to the son" by A.P. Sumarokov). The ways of genre existence are also differentiated - from motive to genre synthesis ("Parting Words" by I.A. Bunin). The main attributive features of lyrical parting words include the imperative of the lyrical subject's speech directed to the lyrical object, in which the didactic component dominates, the autological image of the path, the "borderline" chronotope, the small poetic form and the mnemonic potential inherent both in the named motive ("Remember!") and in contextual allusions, periphrases, consistent with the stage of the existence of the genre - from the canonical, where the leading principle of maintaining the life of the genre is the "memory of the genre", to the decanonic, modifying its appearance with the "memory of the genre".
Иванюк Б.П., Крамарь О.К.. ЖАНРЫ ВОКАЛЬНОЙ ПОЭЗИИ: КАНТ, КАНТАТА, КАНТИЛЕНА, РОМАНС, СЕРЕНАДА, СИРВЕНТА, ТЕНСОНА (СЛОВАРНЫЙ ФОРМАТ)
Публикация объединяет жанры вокальной поэзии преимущественно европейского региона. В словарных статьях дается их определение, прослеживается происхождение и история, описана тематика и поэтика (композиция и стиль), представлено вариативное разнообразие, отмечено типологическое сходство с иными жанровыми формами, приводятся факты скрещивания с другими жанровыми мотивами. По необходимости подключаются культурный и литературный контексты. Привлечен богатый историко-литературный и фольклорный материал.
The article unites genres of vocal poetry mainly from the European region. Dictionary entries define them, trace their origin and history, describe subject and poetics (composition and style), present variations, note typological similarities with other genre forms, and provide facts of crossing with other genre motifs. Cultural and literary contexts are included as appropriate. A wealth of historical, literary and folkloric material is brought in.
Король Н.Б., Тюленева Е.М.. ТЕОРИЯ ПОЛИФОНИИ В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ: НАПРАВЛЕНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
Целью исследования является анализ теории полифонического романа, предложенной и описанной М.М. Бахтиным. В частности, в статье рассматриваются многолетние литературоведческие дискуссии по поводу состоятельности выдвинутого ученым термина, приводятся различные точки зрения членов научного сообщества на теорию литературной полифонии. Описываются основные направления в критике работы Бахтина: отсутствие выверенной методологии и вопрос о степени «присутствия» Авторского голоса в полифоническом тексте. Анализируются пути решения поставленных проблем, а именно базовые позиции по отношению к вопросу завершимости полифонического текста: невозможность отсутствия Авторской завершающей мысли; абсолютная идейная самостоятельность персонажей; признание структурных особенностей полифонии, но не идейного многоголосия. Описываются новейшие исследования в данной области, отмечается сужение бахтинского термина и появление новых типов полифонического текста, охватывающих сугубо структуру произведение, но не его семантическое целое. В связи с этим делаются выводы о тенденции к интеграции полифонического и монологического видения. Новизна работы заключается в комплексном исследовании точек зрения на теорию полифонии, а также современных тенденций ее применения при анализе текста.
The aim of the study is to analyze the theory of the polyphonic novel, proposed and described by M.M. Bakhtin. In particular, the article discusses many years of literary discussions about the consistency of the term put forward by the scientist, provides various points of view of members of the scientific community on the theory of literary polyphony. The main directions in the criticism of Bakhtin's work are described: the lack of a verified methodology and the question of the degree of "presence" of the Author's voice in a polyphonic text. The ways of solving the problems posed are analyzed, namely, the basic positions in relation to the question of the finality of a polyphonic text: the impossibility of the absence of the Author's final thought; absolute ideological independence of characters; recognition of the structural features of polyphony, but not the ideological polyphony. The latest research in this area is described. The narrowing of the Bakhtinian term and the emergence of new types of polyphonic text, covering the purely structure of the work, but not its semantic whole, are noted. In this regard, conclusions are drawn about the trend towards the integration of polyphonic and monological vision. The novelty of the work lies in a comprehensive study of points of view on the theory of polyphony, as well as modern trends in its application in text analysis.
Ломакина С.А., Пищулина О.Ю.. СЮЖЕТНАЯ СИТУАЦИЯ КАК СТРУКТУРООБРАЗУЮЩИЙ ЭЛЕМЕНТ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
Предметом рассмотрения в данной статье являются сюжетные ситуации, взятые в определенный момент соотношения действующих сил и основанные на взаимодействии героя и действительности. Анализ своеобразия сюжетостроения художественных произведений дает возможность высветить ряд сюжетных ситуаций, позволяющих по-новому взглянуть на творческую эволюцию писателя, на особенности его мировоззренческого кризиса. Особое внимание уделяется пяти сюжетным ситуациям: исходной, бытовой определенности, психической трансформации, примиренной, типичной. Реализация данных ситуаций в исследовании представлена на примере позднего творчества Л.Н. Толстого. Прохождение героев по сюжетным ситуациям помогает не только понять противоречивый характер персонажа, но и увидеть разнообразные формы выражения авторской позиции: внутренние диалоги и монологи, воспоминания, «авторские ремарки», несобственно-прямую речь, противопоставления героев среде. Проведенное исследование расширяет представление об особенностях сюжетных ситуаций и позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, исходная ситуация знакомит с героем в то время, когда он еще не в полной мере находится в зависимости от окружающей среды, наполнен мечтами и планами, которые определяют будущее взаимодействие героя и действительности. Во-вторых, в типичной ситуации представлены действия персонажа, совершенные под влиянием среды и обличающие ее при этом. В-третьих, ситуация психической трансформации позволяет раскрыть произошедшие изменения во внутреннем мире героя, постоянно находящегося под давлением общества, его сложный путь к нравственному возвышению над меркантильным миром, путь к просветлению даже ценой жизни. В-четвертых, ситуация бытовой определенности позволяет глубоко понять общество с его предрасположенностью к бытовизму, к материальным ценностям, а также героя с его стремлением к духовному совершенству. В-пятых, в ситуации примирения человек примиряется с собой, и определяется его отношение к обществу. Авторская позиция представлена во всех сюжетных ситуациях, что позволяет говорить о некоторой степени автобиографичности многих поздних произведений писателя.
The subject of consideration in this article is plot situations taken at a certain moment of the correlation of the forces acting and based on the interaction of the protagonist and reality. The analysis of the originality of the plot-building of works of art makes it possible to highlight a number of plot situations that provide a new look at the creative evolution of the writer, at the peculiarities of his ideological crisis. Special attention is paid to five plot situations: initial, everyday certainty, mental transformation, reconciled, typical. The implementation of these situations in the study is presented on the example of the late work of L.N. Tolstoy. The passage of the characters through the plot situations helps not only to understand the contradictory nature of the character, but also to see various forms of expression of the author's position: internal dialogues and monologues, memories, "author's remarks", inappropriate direct speech, opposition of the characters to the environment. The conducted research expands the idea of the features of plot situations and allows us to draw the following conclusions. Firstly, the initial situation introduces the hero at a time when he is not yet fully dependent on the environment, filled with dreams and plans that determine the future interaction of the hero and reality. Secondly, in a typical situation, the actions of a character are presented, committed under the influence of the environment and exposing it at the same time. Thirdly, the situation of mental transformation allows us to reveal the changes that have taken place in the inner world of the hero, who is constantly under pressure from society, his difficult path to moral elevation above the mercantile world, the path to enlightenment even at the cost of his life. Fourth, the situation of everyday certainty allows us to deeply understand society with its predisposition to everyday life, to material values, as well as the hero with his desire for spiritual perfection. Fifthly, in a situation of reconciliation, a person reconciles with himself, and his attitude to society is determined. The author's position is presented in all plot situations, which allows us to speak about a certain degree of autobiography of many of the writer's later works.
Плеханова Л.П., Заварзина Г.А.. И.А. БУНИН О А.П. ЧЕХОВЕ: К ИСТОРИИ ТВОРЧЕСКИХ И ДРУЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
В статье представлен лингвокультурологический анализ очерка И.А. Бунина «Ο Чехове». История творческих и дружеских отношений двух классиков русской литературы осмысливается автором в контексте современной социокультурной ситуации в России. Отмечается, что процессы глобализации и обусловленная ими утрата национально-культурной идентичности приводят к негативным последствиям в образовании: снижению интереса к классической литературе, падению культуры чтения, незнанию важнейших прецедентных феноменов национальной культуры - имен русских писателей и поэтов. По мнению автора, противостоять этим деструктивным явлениям можно, обращаясь к живым образам русской персоносферы - личностям выдающихся писателей, их судьбам, взаимоотношениям, поскольку воспитывают не абстрактные идеи, а конкретные примеры достижений, попыток, преодолений и творческих порывов. Примером филологически поучительных профессиональных и личностных отношений является многолетняя дружба И.А. Бунина и А.П. Чехова. В очерке-воспоминании «О Чехове» Бунин создает глубокий и точный портрет русского интеллигента начала XX века. В восприятии Бунина Чехов предстает как «удивительный человек» и «удивительный писатель», как многогранная личность, гениальность которой обусловлена высотой ее этической и нравственной позиции. Высокую внутреннюю культуру Чехова Бунин определяет как аристократизм духа, конкретизируя это общее свойство личности перечислением таких черт характера, как благородство, воспитанность, искренность, простота и правдивость. Отмечая наиболее важные личностные качества Чехова, Бунин раскрывает и свои ценностные ориентиры, так что очерк воспринимается как своеобразный диалог двух больших писателей, воплощающих обобщенный образ личности, соответствующей понятию «русский интеллигент». Делается вывод о том, что пример подобных взаимоотношений поучителен и для современного общества, остро нуждающегося в сохранении культурного кода русской нации.
The article presents a linguoculturological analysis of the essay "About Chekhov" by I.A. Bunin. The history of creative and friendly relations between the two classics of Russian literature is comprehended by the author in the context of the current socio-cultural situation in Russia. It is noted that the processes of globalization and the resulting loss of national and cultural identity lead to negative consequences in education: a decrease in interest in classical literature, a decline in the culture of reading, ignorance of the most important precedent phenomena of national culture - the names of Russian writers and poets. According to the author, it is possible to resist these destructive phenomena by referring to the living images of the Russian personosphere including the personalities of prominent writers, their destinies, relationships, since they bring up not abstract ideas, but concrete examples of achievements, attempts, overcoming and creative impulses. An example of philologically instructive professional and personal relationships is the long-term friendship of I.A. Bunin and A.P. Chekhov. In the essay-memoir "About Chekhov" Bunin creates a deep and accurate portrait of the Russian intellectual of the early 20th century. In Bunin's perception, Chekhov appears as an "amazing person" and "amazing writer", as a multifaceted personality, whose genius is due to the height of her ethical and moral position. Bunin defines Chekhov's high internal culture as the aristocracy of the spirit, concretizing this general property of the individual by listing such character traits as nobility, good breeding, sincerity, simplicity and truthfulness. Noting the most important personal qualities of Chekhov, Bunin also reveals his value orientations, so that the essay is perceived as a kind of dialogue between two great writers embodying a generalized image of a person corresponding to the concept of "Russian intellectual". It is concluded that the example of such relationships is also instructive for modern society, which is in dire need of preserving the cultural code of the Russian nation.
Терехова М.В., Завгородняя Г.Ю.. ИРОНИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИИ АНТОНИЯ ПОГОРЕЛЬСКОГО «ЧЕРНАЯ КУРИЦА, ИЛИ ПОДЗЕМНЫЕ ЖИТЕЛИ»
Цель исследования - проанализировать художественную функциональность и приемы создания иронического плана в волшебной повести А. Погорельского «Черная курица, или Подземные жители». Произведение не раз становилось объектом научных изысканий, однако с указанных позиций еще не рассматривалось, что обеспечило новизну предпринятого исследования. В статье сделан обзор существующих определений иронии, на основании этого обзора выделены значимые черты рассматриваемого явления, в частности, двойной смысл, несовпадение высказываемого и подразумеваемого, синтез противоположного, а также имплицитное присутствие в тексте. Особое внимание обращено на осмысление иронии романтиками, в первую очередь Ф. Шлегелем; указано на разность воплощения иронии ранними и поздними романтиками, что было связано с эволюцией романтизма и трансформацией их эстетических принципов. Был сделан вывод о том, что Погорельский во многом наследует традиции немецкого романтизма, прежде всего Э.Т.А. Гофмана, но вместе с тем обнаруживает и оригинальные черты собственного индивидуального стиля. Автор «Черной курицы...» травестирует элементы крупных жанров (прежде всего, рыцарского романа), включая их в произведение, адресованное ребенку. В работе предложена классификация приемов иронического в проанализированной волшебной повести. Были выделены следующие приемы: изображение несовпадения реального и воображаемого ребенком миров; снижение образов и явлений, сопоставление высокого и низкого; связанное с детским мировосприятием снижение сюжетных ходов и мотивов; несоответствие взгляда на происходящее «изнутри» и «извне». Высказывается предположение о том, что на повесть Погорельского может быть спроецирована теория мениппеи М. Бахтина. По Бахтину, развенчание высокого в меннипеи никогда не самоценно, но ведет к новому «конструированию реальности». Ирония в «Черной курице...», основанная на снижении высокого и несовпадении реального и воображаемого, в итоге способствует созданию преображенного героя, приобретшего новый жизненный опыт. Таким образом, ирония играет в произведении не только стилевую, но и смыслообразующую роль.
The purpose of the study is to analyze the artistic functionality and methods of creating an ironic plan in A. Pogorelsky's magical story "The Black Hen or Underground Dwellers". The work has repeatedly become the object of scientific research, but has not yet been considered from these positions, which ensured the novelty of the undertaken research. The article reviews the existing definitions of irony, based on this review, the significant features of the phenomenon under consideration are highlighted, in particular, the double meaning, the discrepancy between the expressed and the implied, the synthesis of the opposite, as well as the implicit presence in the text. Particular attention is paid to the understanding of irony by the romantics, primarily by F. Schlegel, to the difference in the embodiment of irony by early and late romantics, which was associated with the evolution of romanticism and the transformation of their aesthetic principles. It was concluded that Pogorelsky largely inherits the traditions of German romanticism, primarily of E.T.A. Hoffmann, but at the same time reveals the original features of his own individual style. The author of The Black Hen... travesties the elements of major genres (above all, the chivalric novel), including them in a work addressed to a child. The paper proposes a classification of ironic devices in the analyzed fairy tale. The following techniques were singled out: the image of the discrepancy between the real and the child's imaginary worlds; reduction of images and phenomena, comparison of high and low; associated with children's worldview, the decrease in plot moves and motives; the discrepancy between the view of what is happening "from the inside" and "from the outside". It is suggested that M. Bakhtin's theory of mennipea can be projected onto Pogorelsky's story. According to Bakhtin, the debunking of the high in mennipei is never valuable in itself, but leads to a new "construction of reality." The irony in The Black Hen..., based on the lowering of the lofty and the discrepancy between the real and the imaginary, ultimately contributes to the creation of a transformed hero who has gained new life experience. Thus, irony plays in the work not only a stylistic, but also a meaning-forming role.
Ушакова А.Н., Крамарь О.К.. СИСТЕМА ХРОНОТОПОВ В РОМАНЕ «ЗАВИСТЬ» И ПЬЕСЕ «СПИСОК БЛАГОДЕЯНИЙ» Ю.К. ОЛЕШИ
В статье исследуется система хронотопов в разножанровых текстах Ю.К. Олеши. Большая часть произведений писателя посвящена теме влияния революции на сознание человека. Герои Олеши живут на границе между старым и новым мирами, и многие не способны определить свое положение в ситуации, которая может быть обозначена гамлетовскими словами: «распалась связь времен». Мировоззрение героя выражается в речах, действиях, которые должны интерпретироваться в определенном контексте. Категории пространства и времени обусловливают формат выражения. События происходят преимущественно в открытых пространствах и в комнатах. Развитие идеи через образ героя соотносится с типом пространства: открытым или закрытым. Хронотоп связан с жанром, позволяющим объяснить идеологическую позицию героя. Создавая разножанровые вариации на одну тему, структурируя истории аналогичным образом, отдавая предпочтение определенному типу героя, писатель размывает границы жанра. Исследование хронотопов это подтверждает. Хронотопы в разножанровых текстах Олеши образуют систему, в которой ощутимы связи между элементами, конфликт и преемственность. Подробно развернутый в романе хронотоп улицы, переулка оказывается в пьесе маркированным через реплики и ремарки. Писатель в романе отдает предпочтение монологически работающему сознанию героя, которому доверяется представление мира через свои ощущения. В пьесе Олеша также маркирует монологическое сознание, дающее оценку себе и реальности. Сходство смыслов, выражаемых с помощью хронотопов разных типов, подтверждает концепцию системности. В статье внимание сосредоточено на двух произведениях: романе «Зависть» и пьесе «Список благодеяний». В них представлена противоречивая борьба старого и нового миров, реализуется внутренний конфликт, требующий акцентирования роли закрытого пространства. Заслуживает внимания выраженный на уровне хронотопа диалог автора с Ф.М. Достоевским в пьесе «Список благодеяний».
The article studies the chronotope system in the multi-genre texts of Yu.K. Olesha. Most of the writer's works deal with the topic of the influence of the revolution on human consciousness. The characters live on the border between the old and new worlds, and many are unable to determine their position in the situation that can be indicated by Hamlet's words: "the time is out of joint". The character's worldview is expressed in words, actions that must be interpreted in a specific context. The categories of space and time determine the format of the expression. Events take place mainly in an open space and in rooms. The development of an idea through the image of a character correlates with the type of space: open or closed. Chronotope is associated with a genre that helps explain the ideological position of the character. By creating multi-genre variations on the same theme, structuring stories in a similar way, giving preference to a specific type of character, the writer blurs the boundaries of the genre. The study of chronotopes confirms this. Chronotopes in Olesha's multi-genre texts form the system in which connections between elements, conflict and continuity are felt. The chronotope of the street, which is detailed in the novel, turns out to be marked in the play through replicas and remarks. In the novel the writer gives preference to the monologically working consciousness of the character, who is entrusted with the representation of the world through his feelings. In the play, Olesha also marks Goncharov's consciousness, which evaluates itself and reality. The similarity of meanings expressed using chronotopes of different types confirms the system concept. The article focuses on two works: the novel "Envy" and the play "The List of Benefits". They present the contradictory struggle of the old and new worlds, an internal conflict is realized, requiring emphasis on the role of closed space. The author's dialogue with F.M. Dostoevsky in the play "The List of Benefits", expressed at the chronotope level, deserves attention.
Хабибуллина А.З., Жиглий Ю.В.. МОТИВ ВОСПОМИНАНИЯ В ЭЛЕГИЯХ Е.Б. РЕЙНА И Р.Р. ЗАЙДУЛЛЫ
Теоретическую основу данной статьи составила концепция М.М. Бахтина, посвященная «памяти жанра». Через призму сопоставительной поэтики рассматривается один из устойчивых мотивов элегии - мотив воспоминания как смыслообразующий для лирического жанра. Объект исследования - элегии и элегический тип художественности в поэзии Е.Б. Рейна (сборник стихотворений «Арка над водой») и татарского поэта Р.Р. Зайдуллы («Сгорели шатры любви»). Установлено, что элегия в национальных литературах рубежа XX - начала XXI века является результатом обновленной картины мира, иных, чем в традициях классической элегии, ценностных отношений между человеком и действительностью. Сделан вывод о том, что элегия в творчестве разноязычных авторов приобретает «осовремененную форму», используя терминологию М.М. Бахтина, «остановившись» в своем движении, она «преображается» в пространстве иноязычной литературы. В тоже время в трансформации элегии большое значение имеют особенности жанровой и национальной идентичности русской и татарской литератур. Как подтвердил сопоставительный анализ, поэтика стихотворений Е.Б. Рейна и Р.Р. Зайдуллы сохраняет «память жанра», «следы» архаики: в них содержится грустная тональность, преобладает прошедшее время, звучат мотивы воспоминания и пограничного положения субъекта между жизнью и смертью. С другой стороны, нами выявлена новая форма лирического жанра как фактор диалога и связанного с ним трансгрессии русской элегии за пределы «своей» литературы. Сильнее всего обновление архитектонических свойств элегии заметны в творчестве татарского поэта Р.Р. Зайдуллы. Здесь жанр экстраполирован через интертекстуальный диалог в мир классической литературы, он несет в себе черты идентичности татарского народа. Нами установлено, что элегический модус художественности в стихотворениях «Темнота ночи» и «Сожалею!» Р.Р. Зайдуллы проявился в поэтике нэсер (ритмизированная проза), с которой теперь сближается элегия для выражения мотива воспоминания о прошлой любви и тоски о ней.
The theoretical basis of the article is M. Bakhtin’s concept, dedicated to the “memory of the genre”. One of the strong motifs of elegy is considered through the prism of comparative poetics - recollection motive as semantic for the lyrical genre. The subject is elegies and elegiac type of figurativeness in E. Rejn’s poetry (a book of poems “An arch above water”) and the Tatar poet R. Zaidulla (“Marquees of love burned down”). It is stated that elegy in the national literature of the late XX - early XXI century is the result of a renewed worldview, different from traditional classic elegy, value relations between the human and reality. It is concluded that elegy in the works of different authors acquires a “modernized form”, using M. Bakhtin’s terminology “stopped” in its motion, it is “transformed” in the space of foreign literature. At the same time, the peculiarities of genre and national identity of Russian and Tatar literature are crucial in the transformation of elegy. According to the confirmation of comparative analysis, the poetics of poems by E. Rejn and R. Zaidulla preserves the “memory of the genre”, “traces” of archaic: they contain a sad tone, the past tense is the prevailing one, the recollection motifs and boundary position of the subject between life and death are heard. On the other hand, a new form of the lyrical genre as a factor of dialogue and related to it transgression of Russian elegy out of “own” literature was revealed. The renewal of the architectonic qualities of the elegy is most noticeable in the work of the Tatar poet R.R. Zaidulla. Here the genre is extrapolated through intertextual dialogue into the world of classical literature, it conveys identity features of the Tatar people. It is stated that the elegiac mode of artistry in the poems like “The darkness of the night” and “I regret!” by R. Zaidulla are revealed in the poetics of nasser (rhythmized prose), with which elegy is now drawing closer in to express the motive of remembering past love and longing for it.
Харитонов О.А., Жиляков С.В.. НЕКЛАССИЧЕСКАЯ КОМПОЗИЦИЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ В РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ: К ИСТОРИИ ВОПРОСА
В статье предпринимается попытка описать формы неклассического нарратива в отечественной литературе XIX века: от рассмотрения целого направления романтизма, в пределах которого, по нашему мнению, и происходит зарождение неклассической композиции повествования как особого способа организации художественного произведения, заканчивая творчеством отдельного автора, Л.Н. Толстого, на примере которого демонстрируется локальное его функционирование. Таким образом, вторая часть статьи послужила целям демонстрации генезиса неклассического нарратива в отечественной прозе XIX века, в качестве иллюстративного материала для которой приводятся тексты Л.Н. Толстого.
The article attempts to describe the forms of non-classical narrative in the Russian literature of the XIX century: from the consideration of the whole direction of Romanticism, within which, in our opinion, the origin of non-classical narrative composition as a special way of organizing a work of art, ending with the work of a separate author, L.N. Tolstoy, whose example demonstrates the local functioning of elements of non-classical narrative. Thus, the second part of the article serves to demonstrate the genesis of the non-classical narrative in Russian prose of the XIX century, for which the texts of Leo Tolstoy as illustrative material are given.
Черкес Т.В., Автухович Т.Е.. МИФОЛОГИЧЕСКИЙ СВАДЕБНЫЙ СЮЖЕТ КАК ПРОТОСЮЖЕТ ЖАНРА БАЛЛАДЫ
Статья посвящена обоснованию протосюжета свадьбы в жанре баллады. Свадебный сюжет восходит к космогоническому мифу (Священному союзу двух антагонистических начал) и является инвариантной сюжетной схемой, отражающейся в более поздних мифах, ритуалах свадьбы, жанрах фольклора и литературы. Рассмотрение компонентов свадебного сюжета в жанрах комедии, волшебной сказки, романа, идиллии позволяет сделать предположение, что основу жанра баллады составляет сюжет несостоявшейся свадьбы: неосуществимость соединения двух полярных начал, разрушение космического мироздания, наступление Хаоса при нарушении границы миров. Понимание мифологического сюжета свадьбы как протосюжета баллады позволяет прояснить причины становления литературной баллады в период романтизма: помимо установки эпохи на ремифологизацию, актуализируется процесс обособления индивидуальности из коллективного (родового) Мы [17, 24]. Разрушение упорядоченного бытия, изменение мировосприятия (переход от эпохи традиционализма к модерну) отразились в балладе с ее семантикой крушения миропорядка. В балладе сюжет несостоявшейся свадьбы разрабатывается в двух вариантах, для которых характерны разные, но тавтологичные пары персонажей: «мертвый жених» - «живая невеста» и «мертвая невеста» - «живой жених», что объясняется различными причинами разрушения мироустройства. Сюжет явления мертвого жениха свидетельствует ο роковом воздействии внешнего мира (исторические и социокультурные коллизии), а сюжет о мертвой невесте (нередко русалке) характеризует катастрофу в личных взаимоотношениях героев, которая также обусловлена изменениями во внешнем мире. Доказывается что мифологический сюжет свадьбы, реорганизуясь в бинарных оппозициях, двоемирии и границе между мирами, событии встречи двух полярных начал, образах-архетипах, может быть выражен эксплицитно (преимущественно в романтической балладе), может трансформироваться в процессе эволюции (редукция до сюжетной схемы / мотивов и образов), однако именно свадебный протосюжет, отражая катастрофу мироздания, является жанрообразующим инвариантным сюжетом баллады.
The article presents justification of the proto-story of wedding in the ballad genre. The wedding plot dates back to a cosmogonic myth (Sacred union of two antagonistic principles) and is an invariant plot scheme reflected in later myths, wedding rituals, folklore and literature. A consideration of components of the wedding plot in the genres of comedy, magic fairy tale, novel, and idyll suggests that the basis of the ballad genre is a story of failed wedding: impossibility of joining two polar principles, destruction of the cosmic universe, and onset of chaos when the boundary of worlds is violated. Understanding the mythological marriage plot as the proto-story of the ballad allows the author to clarify reasons for the formation of the literary ballad in the period of Romanticism: in addition to setting the era on re-mythologization, it starts the process of separation of individuality from the collective (ancestral) We [17, 24], destruction of the orderly existence, change of the world perception (transition from the era of traditionalism to modernism), that was reflected in the ballad with its semantics of collapse of the world order. In the ballad, the plot of a failed wedding is developed in two variants, characterized by different but tautological pairs of characters: "dead groom" - "living bride" and "dead bride" - "living groom", which is explained by various reasons for the breakdown of the world order. The plot of the dead groom phenomenon reveals the fateful influence of the outside world (historical and sociocultural conflicts), while the plot of the dead bride (often a mermaid) characterizes a catastrophe in the personal relationships of the characters, which is also due to changes in the outside world. It is proved that the mythological plot of a wedding, reorganizing itself in binary oppositions, double worlds and in the boundary between these worlds, in the event of meeting of two polar principles, images-archetypes, can be vividly expressed (mostly in a romantic ballad) and transformed in the process of evolution (reduction to a plot scheme / motives and images), but it is the wedding proto-story, reflecting the catastrophe of creation, that is the genre-forming invariant plot of the ballad.